Алексей Атеев - Холодный человек
– Почему это?..
– Да как же ты не понимаешь?! Ты чего у нее просила? Найти себе мужа! А если выйдешь за меня, просьба останется невыполненной. Ты обойдешься без ее помощи. А значит, ее участие в твоей жизни больше не требуется. Она останется с носом!
– Возможно, ты и прав, – неуверенно произнесла Вера.
– Не возможно, а точно!
– Но она все равно отомстит.
– Как?
– Уничтожит тебя.
– Зачем ей это? После того как выйдешь замуж за меня, ты для нее больше не будешь представлять какой-либо интерес. А мстить? Не знаю, есть ли у мертвых такая привычка. Думается, нет.
– Она просто не даст тебе осуществить задуманное.
– Почему это? Сейчас день, и до часа мертвецов еще достаточно далеко, потом на мне крест. И тебе советую надеть. Ты же крещеная?
Вера кивнула.
– Тогда возьми…
Жюль Верн достал из кармана и протянул Вере крестик на цепочке.
– Он что же, золотой? – спросила девушка, разглядывая крестик.
– Какая тебе разница! Считай, это мой свадебный подарок Надевай скорее.
«Не надевай! Нельзя!» – услышала она голос где-то в глубинах сознания.
– Чего же ты тянешь? – спросил Жюль Верн.
«Не надевай!!!» – раздался внутри ее неистовый вопль. Веру затрясло. Цепочка проскользнула у нее меж пальцев.
– Что с тобой? – спросил Жюль Верн, скосив взгляд на девушку.
– Н… не з… зн… знаю…
– Ты же вся дрожишь! В чем дело, скажи?
– Она…
– Ясно. Тогда я сам…
Жюль Верн прижался к обочине, повернулся к Вере, поднял с пола выпавший крест и застегнул цепочку на шее Веры.
– Вот и все, – заключил он. – Лучше стало?
– Ага.
– Тогда поехали.
– Куда?
– Да в церковь же! Я договорился. Маленькая церквуха на твоей родной Кладбищенской заставе. Даже ее купола видны из твоего окна. Ехать совсем недалеко. Там служит отец Владимир. Он нас и повенчает.
Вера была согласна на все. Она вдруг поняла: ничего плохого произойти уже не может. Однако состояние, в котором она пребывала, было похоже на сон. Только сон наяву. И лишь в церкви, когда седенький батюшка надтреснутым тенорком произнес: «Венчаются раб Божий Юлий и раба Божья…» – пелена одури вдруг спала, и Вера почувствовала, как она счастлива.
ЭПИЛОГ
И это все?! – спросит удивленный читатель. Почему так быстро кончилось? Где эпохальные события? Где роковые битвы с мертвецами? Где, в конце концов, грозные заклинания, долженствующие поставить нечисть на место? Словно и не роман ужасов прочитан, а самая элементарная «бытовуха», в которой фигурирует «любовь-морковь», а не «страсти-мордасти».
К сожалению, на этом приходится поставить точку, поскольку никаких сверхъестественных событий с нашей героиней больше не происходило. Прав оказался Жюль Верн, когда предположил, что мертвецы не склонны к мщению. Да и зачем им? Мщение – удел живых. А они пребывают пускай и в убогой, мутной и скучнейшей, но все-таки в вечности! А тем, кто обитает в вечности, людские страстишки несвойственны.
Одним словом, баронесса больше не показывалась. Первое время Вера с трепетом ждала ее появления, страшилась темноты и почти не смотрелась в зеркало. Однако дни складывались в месяцы, кончилась осень, пролетела зима, да и весна миновала, а Амалия так и не дала о себе знать. Выходит, успокоилась.
Иногда Вере казалось: никакой баронессы и не существовало. Все это – игра воображения, а то и совсем бред потрясенного сознания. И не ходила она ненастной ночью на старое кладбище, и не просила мертвеца подыскать ей жениха… Приснилось все это… Приснилось, и только!
Однако, как ни странно, Веру время от времени тянуло на кладбище. Ей хотелось побродить между могилок, почитать интересные надписи на надгробиях, да просто погулять там. Только усилием воли Вера справлялась с этим странноватым желанием. Но однажды все-таки решилась. Правда, отправилась туда не одна, а в сопровождении Жюля Верна.
Стоял июнь. Доцветала сирень и своим тяжелым, погребальным ароматом наполняла окрестности старого погоста. Пламенели цветы шиповника, духовито благоухали заросли донника. Вера и Жюль Верн медленно брели по едва заметной тропинке мимо покосившихся и поваленных памятников, мимо скорбящего ангела с обломанным крылом, мимо черных крестов… Вскоре над сонмищем надгробий возник памятник Вове Диденко. Мальчик в коротких штанишках, как обычно, стоял на своем пьедестале, указывая дланью куда-то в светлую даль. Нос на его лице по-прежнему отсутствовал, но на этот раз обе кисти рук были в целости и сохранности. Супруги полюбовались на Вову и двинулись дальше. Наконец над зарослями кустарника возникла крыша склепа фон Торнов, а потом показались и массивные ворота входа. На них, как всегда, красовались огромные ржавые замки.
– Не желаешь слазить внутрь? – с усмешкой спросил Жюль Верн.
– Нет, спасибо! Я там уже бывала, – отозвалась Вера.
– Как знаешь.
Они остановились перед входом. Похоже, после той памятной осенней ночи тут больше никто не бывал. На ступеньках валялся всякий хлам, извлеченный из склепа в прошлый раз. Жюль Верн наклонился и поднял какой-то грязный комочек. Он плюнул на него и обтер ладонью. Комочек вдруг сверкнул мерцающим фиолетовым светом.
– Аметистовая пуговица, – сообщил Жюль Верн. – Старинная… Ценная вещь! Возьми на память. Не исключено, что она принадлежала Амалии фон Торн.
– Убери! – сказала Вера, отодвигая руку мужа и отрицательно мотая головой – Оставь, пожалуйста, здесь… Не нужно мне никаких напоминаний о ней.
И они зашагали домой.
Хотелось бы сказать несколько слов и о других действующих лицах нашего повествования.
Главный редактор газеты «Путь наверх» (кстати, Вера покинула ее гостеприимные стены) Павел Борисович Величко выборы в Государственную думу проиграл, однако не особенно расстроился. Нынче он баллотируется на ответственнейший пост главы города Сорочинска. Он так и не женился и продолжает роман со своей секретаршей. Пирожные «Наполеон» Павел Борисович обожает до сих пор.
В психиатрической больнице раскрыта группа извращенцев-уголовников, состоявших из медицинского персонала разных должностей. Извращенцы, пользуясь бесконтрольностью, не только глумились над больными женского пола, но и проворачивали дела похлеще, а именно, за определенную мзду помогали упрятывать в Липки (если читатель помнит, так называлась психбольница) одиноких стариков и старух с целью признания их невменяемыми. Квартиры несчастных доставались бандитам. К счастью, компетентные органы положили этим безобразиям конец. Главарь (а им оказался тот самый насильник Юрий Афанасьевич Котовский, пытавшийся обесчестить Веру) получил двенадцать лет.
