Бентли Литтл - Дом
- Тогда пойдем в лес, - хихикнула Дон. Лори глубоко вздохнула, еще раз посмотрела в окно и повернулась к девочке.
- Хорошо. Пойдем в лес.
Глава 12
Сторми
Сторми медленно спускался вниз по лестнице - мимо того места, где исчез Нортон, мимо площадки второго этажа. Он чувствовал, что произошли какие-то изменения. Сам Дом, насколько он мог судить, выглядел прежним, но в нем появились какие-то новые флюиды, чувство нестабильности, чувство, которое он помнил из прошлого.
В самом низу лестницы его ждала мать.
Она не была лысой, она выглядела точно так, как в его детстве, только одета почему-то в старый отцовский костюм, штанины и рукава которого были грубо обрезаны по ее росту.
Не доходя несколько шагов, он остановился. Лицо ее светилось почти маниакальным возбуждением; от этого взгляда ему стало не по себе. Мать быстро оглянулась по сторонам - как бы проверяя, нет ли кого рядом, и произнесла громким шепотом:
- Сторми! Спускайся скорей! Я должна тебе кое-что показать.
- Что именно? - Он не сдвинулся с места. Она нахмурилась, потом подняла брови домиком, как плохой актер или человек в эмоциональном расстройстве.
- Спускайся немедленно!
- В чем дело?
- Я нашла монстра.
Развернувшись, она пошла вдоль по коридору, Сторми поспешил следом. Он не понимал, о чем она говорит, не понимал, что тут творится, даже не мог сказать, находится он в прошлом, настоящем или в какой-то промежуточной временной субстанции, созданной Домом, однако решил, что самое лучшее - не сопротивляться.
Мать остановилась посередине коридора и открыла дверь. Подождала, пока он подойдет, после чего они перешли в другой, более узкий коридор. В нем не было ни тканевых обоев, ни дорогих деревянных панелей - голые дощатые стены и одинокая лампочка без абажура, свисающая с потолка. В дальнем его конце виднелась еще одна дверь. Мать сунула руку в карман, извлекла ключ и отперла ее.
- Это скелет монстра, - тем же громким шепотом сообщила она; глаза ее лихорадочно сверкнули.
Этого он не помнил. В открытом шкафу на инвалидной коляске помещался скелет его деда. Все кости были словно обглоданы добела, за исключением левой половины черепа, на которой сохранилась иссохшая кожа и немного волос. Зрелище показалось странно знакомым. Было ли это на самом деле? Или, может, приснилось когда-то?
Бойня.
Может, он это видел в кино?
Нет. Тот фильм был более тонким. В нем не было такой откровенности, таких традиционных страшилок.
Может, это какое-то воспоминание из детства?
Сторми посмотрел на мать.
- Скелет монстра, - повторила она, глядя на останки своего отца и обращаясь скорее к себе, чем к нему.
Даже удивительно, как много было от него закрыто. Фильм даже близко не мог передать все безумие домашнего существования, неустойчивую иррациональность всего происходящего. Только сейчас до него начало доходить, что значило жить здесь. Дело было не в целостной картине, а в деталях, не в событиях, а в чувствах, которые они в нем вызывали.
Теперь он понял, почему он так ненавидел находиться здесь.
И почему единственный семейный отдых, их единственная поездка в Нью-Мексико имела для него такое большое значение, произвела на него такое неизгладимое впечатление.
Мать взяла его за плечо и показала па шкаф.
- Это монстр, - произнесла она. - Скелет монстра.
- Понял. - Отстранившись, он двинулся назад по узкому коридору во владения Дома.
Из кабинета послышался голос отца, и Сторми повернул на звук, распахнув двустворчатые двери, выходящие в коридор.
- Биллингэм - громко произнес отец. - Мне нужен нож и несколько мотков хлопковых ниток! - Он умолк, нахмурился и обратил внимание на Сторми.
- Я тебя не звал. Мне нужен Биллингэм.
- Извини, - сказал Сторми.
- Биллингэм - повторил отец, выждал некоторое время и в третий раз крикнул:
- Биллингэм!
Дворецкий не появлялся.
Коридор был пуст. Сторми не помнил, чтобы когда-нибудь Биллингэм не откликнулся на призыв отца, чтобы когда-либо его надо было звать дважды. И он понял, что это настоящее вторгается в прошлое. То, что случилось с дворецким в том Доме, где был он вместе с Нортоном, Марком, Дэниэлом и Лори, то, в результате чего он не появлялся несколько дней, оказало влияние и на этот Дом также.
Весьма убедительное свидетельство, что дворецкий мертв.
Это его обеспокоило. Как и другие, он с самого начала полагал, что дворецкий и девочка - союзники, что они действуют заодно. Однако хотя оба были теснейшим и неразрывным образом связаны с Домами, теперь он понял, что они - антагонисты, противоборствующие силы, и мысль о том, что дворецкий мертв, и девочка теперь может творить что угодно, и остановить ее некому, испугала его до глубины души.
За спиной послышался звук открываемой двери, он обернулся в тайной надежде увидеть Биллингэма, но это из одной из ванных комнат появилась его бабушка. Она ковыляла, опираясь на палку с костяным набалдашником.
- Привет, бабуля! - поздоровался он, но старушка не обратила на него ни малейшего внимания и двинулась куда-то в другом направлении.
- Биллингэм! - опять крикнул отец.
Сторми тем временем разглядывал кабинет. Ребенком его сюда почти не приглашали, а сам он всегда слишком боялся отца, чтобы проявить инициативу и войти самому, поэтому общий вид помещения помнился смутно. Сейчас он видел, что одна стена кабинета полностью, до потолка, уставлена книжными полками. Большое венецианское окно на противоположной стороне выходило в сад. В комнате были еще стол, пара одинаковых кожаных кресел, два секретера темного дерева, пальма в горшке.
И кукла.
У Сторми перехватило горло. Кукла валялась на полу прямо за спиной у отца, словно он сам ее там уронил. Кукла лежала головой к нему, и тем не менее у Сторми было явное ощущение, что ее большие белые глаза направлены на него, равно как и действующая на нервы перевернутая улыбка. Он не мог сказать, почему не заметил фигуру сразу, как только вошел, а потом подумал, что отец мог прятать ее, держать ее за спиной.
Он поймал отцовский взгляд, но тот торопливо и виновато отвел глаза.
Сторми уже понял, что произошло в Доме, хотя ребенком не мог осознать этого. Их совратили с пути истинного, его родителей. Всю семью. Соблазненные Дэниэлой, они пренебрегли своими обязанностями, своей ответственностью, дезертировали под бдительным, но наивным и беспомощным оком Биллингэма. Это оказало влияние и на их отношения с ним, собственным сыном, воздвигло между ними барьер, который существовал все время, пока они были живы, и то, что они позволили себе поддаться этой девочке, с какой легкостью стали послушным орудием в ее руках, в значительной мере способствовало его от них отторжению. В свое время он, конечно, не мог это для себя сформулировать, но на подсознательном уровне даже тогда сумел увидеть определенные признаки, и именно поэтому никогда не испытывал по отношению к родителям ни малейшего уважения. Он боялся их, но не уважал.
