Владимир Аджалов - О Главном. IT-роман
– Хорошо. Надень свой шлем на копье и воткни копье в землю. За один раз ты три креста не перенесешь. Сегодня луны не будет, новолуние только завтра. Но небо ясное. Когда будешь потом, в темноте, подниматься на холм, то найдешь это место по отражению звезд на своем шлеме.
Римлянин беспрекословно исполнил то, что ему сказал пастух.
– Теперь иди скорее за мной, – сказал Елиазар и стал быстро спускаться с вершины холма на закат. Когда они оказались перед входом в пещеру, солнце посылало последние лучи. – Теперь на этом месте возьми меня в плен.
– Ты мой пленник.
– Я буду здесь сидеть и праздновать шабат. Петь я буду. Так что с вершины сюда ты сможешь тоже дорогу находить. Потихоньку ты перенесешь все, что хочешь, в эту пещеру. Если тебя не завалит, то выйдешь потом, возьмешь меня и поведешь по окраине города к моей деревне. Так поведешь, что я немного впереди тебя окажусь. Ты ведь дорогу не знаешь. Доведешь ты меня до моего дома. Так случайно у тебя получится. А там уж пойдешь к себе в лагерь. Ну, все, солнце заходит. Я больше о делах не то что не говорю, но и не думаю.
Не прошло и двух часов, как Сотник перенес в пещеру все, что успел засветло найти и собрать на холме.
Сначала он отнес ко входу пещеры то, что не вызывало сомнений. Венец, сплетенный из белого терновника безжалостной рукой палача. Отвалившуюся от креста табличку с надписью на официальном латинском, общеупотребительном греческом и туземном арамейском «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Отнес он и семь найденных им гвоздей, и пробитую копьем губку, на которой подавали питье распятым в тот день. Потом он перенес к пещере кресты, все три, один за другим.
Дальше было и проще и сложнее. В пещере было темно, ориентироваться было непросто. Поэтому Сотник от входа двигался вглубь так, чтобы стена все время была справа. Когда он не мог далее пронести крест из-за узости хода, он его опускал на землю и отправлялся за следующим, держась за стену теперь уже левой рукой. Назад идти было легче, и не только потому, что он шел без груза. Монотонное пение пастуха было полезным ориентиром и неожиданно приятно радовало слух Сотника.
Выйдя из пещеры после того, как он отнес последний крест, Сотник вдруг заметил, что темнота как бы слегка рассеялась. На этот раз он гораздо легче нашел свое копье со шлемом на вершине холма, забрал их и в последний раз отправился вниз к пещере. Оставив шлем около пастуха, Сотник понес в пещеру копье. Это было то самое копье, которое пронзило сердце Иисуса из Назарета. Сотник отобрал его у легионера по возвращении в казармы еще тогда, две недели назад.
На входе в пещеру Сотник осмотрелся по сторонам и еще раз поразился тому, что стал заметно лучше видеть все окружающее. Добравшись в глубине пещеры до места, где лежали кресты, он положил копье рядом с ними и присел. Первый раз за долгий вечер он позволил себе передохнуть. Старый вояка стал перебирать мысленно все найденные и перенесенные им в пещеру предметы. Сопоставляя одно с другим, он пришел к выводу, что какой-то из предметов, найденных на холме, благотворно повлиял на его слабое зрение. Хотя наконечник этого самого копья он ведь тоже трогал, и не раз, но ничего такого не происходило.
Раздумывая над тем, какой еще силой могли обладать предметы, касавшиеся тела Того Человека, Сотник благоговейно притих. Вдруг ему показалось, что едва слышному пению пастуха кто-то тоненько подпевает. Этот звук шел не снаружи, а из глубины пещеры, оттуда, куда с крестами он пройти не смог. Сотник приподнялся и осторожно стал пробираться вглубь, продолжая уже привычно держаться правой рукой за стену.
Не прошло и минуты, как за неожиданным поворотом он обнаружил источник звука. Это еле слышно блеяла овца. Сотник ощупал ее руками и все понял. Овечка, наверное, забрела сюда днем в поисках прохлады. Она зацепилась скомкавшейся шерстью за какой-то торчащий из стены корень и не смогла освободиться. Пришлось немного повозиться в темноте, и вскоре Сотник на руках вытащил бедное животное на свежий воздух.
Радости пастуха не было предела. Он с уважением посмотрел на Сотника. Этот большой человек, наверное, действительно совершил богоугодное дело, если ему, Елиазару, рядом с ним так сразу повезло.
Поднявшись немного по холму и встав над самым входом в пещеру, Сотник несколько раз подпрыгнул. Земля стала заметно подаваться, и, тяжело сбегая вниз, он ощущал, как опускается почва за его ногами. Плохо ли, хорошо ли, но вход в пещеру был завален.
Путь по окраине Иерусалима к деревне, где жила семья Елиазара, был просто приятен. Сотник и пастух шли молча, наслаждаясь вечерней прохладой и приятными мыслями. Овечка тихо бежала за ними. Когда дошли до дома пастуха, Сотник сказал:
– Могу я тебе дать денег?
– Нет, иначе это будет работа. Ты меня отпусти теперь из плена.
– Ты свободен, пастух.
– Спасибо тебе. Отсюда ты дорогу в казарму найдешь?
– С той стороны ветер несет запах горелой каши. Не там ли находится наша претория, что расположилась в крепости, выстроенной Иродом?
– Да.
– Тогда, конечно, найду. Будь счастлив.
– И ты будь счастлив.
Не успел Сотник зайти в казарму, как легионер, стоящий на часах, доложил, что его давно ждет к себе прокуратор. Сотник не спеша умылся, переоделся в чистую одежду и направился к Пилату.
Покои прокуратора располагались рядом с казармой, в той же крепости. Несмотря на поздний вечер, прокуратор не отдыхал в своих покоях. Он сидел в открытой зале, где обычно днем принимал просителей, выслушивал доклады о ходе сбора податей и вершил суд. Зала выходила прямо в сад, через который мимо караульных легионеров шли посетители на прием к прокуратору. Неяркий свет двух факелов освещал стол прокуратора и небольшое пространство вокруг него.
– Ну, наконец-то, – прервал Пилат приветствие Сотника. – Где тебя носит?
За те семь лет, как Пилат был назначен прокуратором Иудеи, разные доносы ему поступали. С тех пор, как император Тиберий провел через Сенат закон о вознаграждении доносчиков, много всякой дряни перед ним прошло. Но доносы на Сотника – этого еще не было. Обычно доносчики хотят имущества того, на кого доносят. А с Сотника, плебея, что взять? Но без рассмотрения такие доносы оставить невозможно. Тем более что последняя казнь ему самому тоже до сих пор покоя не дает. И прокуратор перешел к делу:
– Два доноса на тебя, центурион. Первый, – и Пилат взял со стола свиток: – «Во время последней казни преступников громко сказал про одного из них: «Истинно человек этот был праведник», тем самым публично подвергая сомнению справедливость вынесенного от имени Кесаря смертного приговора». Второй донос, – и Пилат взял другой свиток: – «После той казни в присутствии трех легионеров сказал, что один из преступников был сын Божий. Потом отобрал у легионера копье, которое использовалось при казни, и заменил его на новое. Через окно видели, что перед тем, как спрятать копье под кроватью, поцеловал его наконечник. Подозрение, что изменяет римским богам под воздействием местных верований». Что ты скажешь в свое оправдание?
