Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти
— Как необычно! — воскликнула Лидия, и в голосе ее прозвучало нетерпение («О, продолжайте, пожалуйста»).
— Никто, насколько я знаю, его не видел, — продолжил Цайттельштейн и взглянул на Хиндла, как бы предлагая подтвердить свои слова.
Тот почесал крыло носа.
— Весьма таинственный малый. — Обернулся и встретился взглядом с хозяином. Мсье Демерси прохаживался по залу, останавливаясь то тут, то там и вступая в краткие беседы с гостями. — Джафар, вы ведь тоже никогда не видели герра Фиддата, не так ли? И не бывали в его дворце?
— О, в Доме Олеандров я как раз бывал, — заметил Цайттельштейн. — Потратил чуть ли не десять дней, собирая этот злосчастный компрессор… Бр-р, какой там холодина в подвалах! Но меня всегда встречали только слуги, отводили в усыпальницу и стояли смотрели, пока я там работал…
— По словам Хасан Буза… Это, видите ли, мадам, поставщик льда. — Демерси отвесил вежливый поклон, сразу став похожим уже не на турецкого корсара, но скорее на вымуштрованного солдата. — Примерно то же самое случилось и с его людьми, которых он послал туда. Лед (около десяти тонн) свалили в коридорах, слуги расплатились с рабочими и выпроводили их. Говорят, что это проклятый дом.
— Где он находится? — спросила Лидия.
Слуга, появившийся между резных колонн, окружавших зал, почтительно подал знак хозяину. Тот извинился, отпустил еще один поклон и направился к слуге. Цайттельштейн сказал:
— В старой части города, возле базара. Если вы пройдете от Валидэ-ханум по Чакмакаджитар, то это будет третий поворот вверх по холму. Сам дом включает в себя по меньшей мере три старых караван-сарая, но вход именно там, где я сказал. Идите вдоль стены, пока не наткнетесь на главную дверь. Но если вы собираетесь познакомиться лично с герром Фиддатом, — добавил он, — не вздумайте идти туда без эскорта. Я, разумеется, имею в виду не леди Клэпхэм.
— О, конечно, — согласилась Лидия, чувствуя, как сердце бьется все быстрее и быстрее.
— Боже правый, естественно, нет! — воскликнул неприятно пораженный Хиндл. — Европейская леди в таком районе?…
«Завтра, — подумала она, озираясь в поисках князя. — С Разумовским или с парой крепких слуг из русского посольства. Боже, сделай так, чтобы слова Кароли оказались ложью…»
Конечно же, они были ложью, они не могли не оказаться ложью, и это его предупреждение: «Один из ваших знакомых — слуга Бея», — старый трюк (Джеймс не раз рассказывал о чем-то подобном). Может быть, наведаться туда ночью вместе с Исидро? Но здравый смысл подсказывал, что делать этого не стоит. Исидро сейчас слаб, да и много ли он сможет в чужом гнезде? Нет. Идти надо только днем…
Вернулся встревоженный Демерси.
— Должен предупредить, — тихо сказал он. — Опять беспокойства в армянских кварталах. Будете разъезжаться — лучше возвращайтесь через Махмуди и Баб-Аль-Джаддесси, но не через Баязид.
Хиндл нетерпеливо взмахнул рукой:
— Но войска хотя бы на этот раз вызывать не будут?
— Не уверен. Дело пока еще не зашло так далеко. Однако было совершено несколько… странных… убийств, и это может привести к новому мятежу. — Он вновь поклонился Лидии. — Это может показаться вам странным, мадам, но я прошу вас не одобрять действия армии и правительства. Мы не варвары, хотя вы, конечно, думаете иначе. Нас тысячи, нас десятки тысяч — возмущенных тем, как войска расправляются с армянами и греками в этом городе. Было ужасной ошибкой вложить оружие завтрашнего дня в руки тех, кто еще живет днем вчерашним.
Большинство гостей восприняли известие о возможном мятеже с удивительным спокойствием, словно все это происходило за тридевять земель и нисколько их не касалось. Может быть, потому, что с июля мятежей они уже навидались достаточно, а может, потому, что жили в относительно спокойном районе Пера. Или их интересовала исключительно торговля железнодорожными шпалами, машинами, солдатскими ботинками, как саму Лидию интересовали только ее медицинские исследования. Правда, несколько посольских жен отбыли довольно рано, но леди Клэпхэм сказала:
— Вздор! Лучше позже, чем раньше. К тому времени все бунтовщики разойдутся по домам, и мы сможем проехать напрямик.
«Возможно, она права», — подумала Лидия. Во всяком случае, князь Разумовский («У этих русских азиатское понятие о времени!») даже еще не появлялся в зале, а поговорить с ним было просто необходимо. Лидия понимала, что, обратись она к сэру Бернуэллу с просьбой помочь ей попасть в старый стамбульский дворец, тот ограничился бы дипломатически вежливым письмом в «Дарданелльскую земельную корпорацию», вместо того чтобы прислать пару казаков с дубинками.
Оставалось ждать, поклевывая за столом салат из омара и слушая, как repp Хиндл с герром Цайттельштейном смакуют подробности недавнего скандала с братом кайзера. После ужина были танцы. Лидия заставила себя принять приглашение от герра Цайттельштейна на тур вальса, затем танцевала шотландку со священником из Американской лютеранской миссии в Галате — и все высматривала, не мелькнет ли в толпе гостей роскошный зеленый мундир князя или, упаси Боже, грациозная фигура Игнаца Кароли.
Она немного беспокоилась о Маргарет, оставленной на рю Абидос с мадам Потонерос и ее дочерьми, хотя скорее всего в отсутствие Лидии ни Кароли, ни его сообщник вампир — сообщник? — не станут пытаться проникнуть в дом. Замок на входной двери починили, решетки окон заплетены шиповником и гирляндами чеснока.
«Я могу вызвать любого, с кем хоть раз встретился взглядом, — говорил Исидро, когда в купе они обсуждали за пикетом „Дракулу“. — Даже если это незнакомец, он сам снимет с себя серебро (если оно на нем есть), или чеснок, или прочие травы, воспаляющие и обжигающие нашу плоть. Это несложно…»
Лидия содрогнулась, представив, как по слову вчерашнего турецкого вампира она сама снимает свои цепочки. Чужак мог нашептать ей это и во сне. Лидия предупредила мисс Поттон насчет Кароли и попросила домовладелиц не выходить во двор до рассвета. Вот все, что она могла сделать.
Теперь Лидия стояла у завешенного тяжелой шторой окна, выходящего на старые римские стены у моря, и высматривала среди вновь прибывших богатырскую фигуру Разумовского (несмотря на поздний час, гости все продолжали съезжаться), когда локтя коснулась холодная рука и голос, подобный вздоху ветра, шепнул:
— Сударыня?
Сегодня днем, вспоминая слова сонета, она не знала, как теперь говорить с ним и можно ли с ним вообще говорить. Но сейчас в беспощадном свете электрических канделябров он даже и не пытался прикидываться живым. Таким он, должно быть, видел себя в зеркале. Иллюзия исчезла, чары развеялись.
