Владимир Кузнецов - Темные (сборник)
Французские аванпосты стреляют по своим солдатам, приняв их за австрийцев. Гусары раздают принесенную издалека воду, милосердно поят умирающих. Им самим остается совсем немного, но когда кофе сварен – стрельба и суета ночи-обманщицы переворачивает горячие кружки с драгоценным напитком. Кавалеристы падают на камни и землю – в черный сон. Голодные и смертельно уставшие.
Утро собирает урожай ночных смертей. Зелено-черные лица, наполненные землей рты, пена на посиневших губах, содранные ногти, изломанные судорогой тела. Пережившие рассвет стонут от ран и жажды. Солнце встает над трупами людей и животных – ими заполнены канавы, овраги, дороги, луга. Окрестности Сольферино превратились в зловонное кладбище. Поля вспаханы снарядами, пшеница и кукуруза уничтожена.
Дома разрушены, перекошены, искусаны пулями и осколками. Из подвалов выходят местные жители. Словно поднимаются из своих могил, склепов после бесконечной темноты и ужаса… и понимают, что настоящий ад и истинный кошмар развернулся здесь, между холмами, во дворах и домах.
Живые выбираются из-под земли, чтобы оказаться среди мертвых…
Тысячи трупов. Чудовищный черно-красный гобелен, слепок войны из крови и плоти, покрытый грязью, присыпанный пеплом, усеянный пустыми ранцами (выпотрошенными алжирскими стрелками и ломбардскими крестьянами), ружьями, кепи, касками, металлическими мисками, поясными ремнями, клочьями одежды и обломками оружия. Деревенское кладбище похоже на свалку обмундирования.
Ломбардские крестьяне сдирают обувь с распухших ног – не только с трупов, но и с раненых. Алчность и бесчеловечность соседствуют с благородством и состраданием.
У покосившейся, изломанной осколками изгороди голосит седая старуха. Ее надрывный плач – единственное, в чем еще осталась сила. Лицо – словно потемневшая доска, расщепленная пулей на месте рта. Старуха сидит в луже крови, скопившейся в воронке. Фруктовый сад уничтожен. Как и рассудок женщины. Ядра проделали в стене огромные дыры. В одном из проломов белеет детское личико.
Раненые повсюду, их собирают, словно нежданный урожай, гниющий, переспелый. Глаза некоторых точно мутное стекло, бессмысленные отупелые взгляды, в глубине которых плещется нестерпимая боль. Других несчастных колотит дрожь.
Загнившее болото у Каврианы превращается в водопой. Раненых лошадей умерщвляют пулями. Некоторые люди молят о той же участи. Солдаты корчатся, просят сорванными голосами о смерти: «Убейте меня, пожалуйста… это невыносимо…» Кто-то кричит, уставившись в пустоту: о жутком звере с горящими глазами, о поедающей мертвецов твари, о спасении.
***Лошадь бежит галопом, легкий экипаж бесшумно катится по Страда Кавальара. Кучер то и дело дергается, рыщет пугливым взглядом по кустам, всматривается в тени. Мантуец – пару дней назад он дал деру из родного города, чтобы не угодить в австрийскую армию, и теперь в любом лице, в любом движении склонен увидеть скорых на расправу австрийцев. На обочине, в каждой лачуге, за покосившейся изгородью, за брошенным домом…
– Кто идет? Стой, или стреляю! – От окрика кучер сжимается, втягивает голову в плечи.
– Франция… Капрал первого инженерного корпуса, седьмой роты, со мной месье Дюнан.
– Проезжайте.
Руки кучера трясутся, он недоверчиво озирается, вертится юлой – вперед, назад, снова вперед. У него едва остается время править лошадью. Экипаж проезжает мимо станции. На путях в тусклом свете факелов стоит забитый людьми поезд. Раненых перевозят ночью, прячась от смертельного зноя. Из вагонов слышны вздохи и сдавленные стоны. Мимо проходят люди, заглядывают в экипаж, в глаза пассажирам…
Кавриан – штаб французов. Кучер останавливается на маленькой площади возле аккуратного домика. На соломенных стульях и деревянных табуретах сидят генералы, они встречают Дюнана, улыбаются. У ног Жана Анри тенью замер черный пес. Приняв возницу за денщика, офицеры пристают с расспросами об их миссии. Капрал объясняет, генералы удивляются.
Еще недавно они обсуждали условия перемирия. Пили и ели за одним столом с австрийскими генералами, весело шутили. Свысока, беглым взглядом оценивали шансы друг друга в новом сражении: сколько осталось конницы, сколько пехоты. Чья карта нынче бита.
Дюнана приглашают разделить богатую трапезу, он отказывается, ему нужен маршал Мак-Магон. Маршала здесь нет, и Дюнан возвращается в экипаж.
– Странный этот месье Дюнан, – говорит герцог Мадженский. – Говорят, он швейцарец… помогает раненым. Что ему нужно от маршала?
– По мне, так это выглядит весьма подозрительно… разве у нас нет санитаров и врачей, чтобы с этим разобраться?
– А вы заметили этого странного пса, жуткая тварь…
– Какого еще пса?
– Того, что вился у его ног, настоящая бестия, скорее всего, бездомная мерзость…
– Нет, мой дорогой герцог, не заметил… вы уверены?
ЖеневаЗа высоким окном шумит город. Весна приносит свежие новости: рушат могучие укрепления, десятки лет охранявшие город. Высоченные стены бастионов, треугольных равелинов, пронизанные оборонительными рвами и каналами, тремя слоями, тремя линиями неприступности окружавшие Женеву, – сносят.
Город вырос из своих стен, время меняет темп, пересматривает приоритеты, тактику, стратегию и значение войн. Кантон Женева входит в Швейцарскую конфедерацию, объявившую вечный нейтралитет. Бастионы, равелины, куртины больше не нужны, редюиты превращаются в доходные дома и фактории.
Люди охвачены волнением – мир меняется на глазах, становится лучше, чище…
Дюнан запирается в своем доме – на фоне всеобщей радости кошмары посещают его снова и снова, ночи превращаются в бесконечную пытку… и этот черный пес, он всегда рядом. Преследует, заглядывает в глаза, снова и снова обжигает душу огнем воспоминаний. Это невыносимо!
«Что мне с тобой делать?» – думает Дюнан, глядя на собаку.
«Освободи меня», – просят горящие глаза.
«Но как? Ты же сам увязался за мной! Таскаешься следом уже два года… измучил… эти кошмары… я больше не могу так. Зачем ты пришел? Почему я?»
«Не я пришел за тобой. Ты сам». – Пес опускает острый нос и смотрит из-под сморщенных собачьих век.
«Что тебе нужно? Отпусти меня…»
«Ты изменился… я вижу. – Пес проводит шершавым языком по руке. – Теперь избавь меня от страданий. Измени мир».
«Но как? – Дюнан умоляюще смотрит в пылающие глаза. – Как?!»
«Ты знаешь, как… скоро будет новая война… и я буду на ней… страшным чудовищем, пожирающим плоть… о котором бредят умирающие… смертоносной тенью… но не я несу погибель».
«Кто же?»
Пес поджимает хвост, плетется в дальний угол и ложится под зеркалом, бросает печальный взгляд: «Не я».
