Людмила Сурская - Оборотень
— Что? как? — не мог опомниться он от такого поворота. Вроде ж только что светилась счастьем и на тебе поехали и совсем не туда…
— Барон, ну не могу же я быть просто милой дурочкой на вроде домашней собачки.
Он взял её руку и поцеловал.
— Хорошенькое начало, только вот к чему… — пока плохо понимал её он.
— Вы могли бы сделать меня умнее и…
— И что? — перебил её он.
— Разбирающейся в делах страны и политики, — продолжила краснея она.
— Это как? Зачем тебе? — изумился в конец он. — Девице не пристало…
Таня с жаром принялась за уговоры.
— Серж, ты же лапочка, тебе самому интереснее иметь умненькую жену рядом с собой, нежели пустую, хлопающую глазами куколку.
Серж с трудом стёр с лица улыбку.
— Это ты себе, цветочек, льстишь.
— В смысле? — вскинула она на него длинными ресницами прикрытые глаза. Хлоп, хлоп…
— Глаза не стеклянные от куклы, а хитрые. О! какие пуговки сверкают. — Приложился губами смеясь, он к её глазкам. — Так что тебе не даёт покоя, моя красота?
О! Она должна добиться своего. Таня с новыми силами пустилась в уговоры.
— Серж, я не прошу тебе открыть мне тайну письма, но рассказать о том, в чём мы вертимся, ты можешь.
— А…а…конечно… — с сомнением тянул он. Но очень скоро нашёл слова, для успешного отбивания атаки. — Голубка моя, это не историю любви прослушать, ты устанешь… — отбивался Серж.
Но жена не сдавалась:
— Милый, но я ходила слушать Пушкина. Читала записки кавалерист — девицы. Я даже помню её выражение. Ах! Сию минуту… "Ах, люди, люди, как несчастна природа ваша!"
— Что-то не слышал о таких… — недовольно пробурчал он.
Таня с вдохновением объяснила:
— Они ходят по рукам не напечатанные, а переписанные от руки. Это Надежда Дурова. Загадочная личность, русская амазонка, служившая под мужским именем, да ещё сражавшаяся в Пруссии, а позднее участвовавшая в войне с Наполеоном. Совершив героический подвиг, была награждена георгиевским крестом. Это необычное происшествие долго волновало нашу доблестную армию и все слои общества. Ты просто, дорогой, гоняя по Европе, долго был оторван от дома. Серж, ну не уводи меня в сторону от вопроса, достаточно хитростей, не томи, родной, меня. К тому же время длинной дороги мы потратим с пользой. Ты обогатишь мою легкомысленную головку полезными знаниями.
— М-м-м…
— Серж, вот Пушкин…
— Опять он!
— Ну что ты право. Он вовсе не такой, как о нём думают. Мне, кажется, он очень страдает. Где-то в самом начале он промахнулся мимо своей любви. Единственной и настоящей. Не разглядел, не понял, а потом всю жизнь живёт с надеждой вернуть её, но женщина не досягаема. Она принадлежит другому и не собирается рушить семью. Отсюда вся его жизнь это иллюзия любви и надежда на чудо, на сказку.
— Но ведь никто не знает имя такой дамы.
— Любовь молчалива, это иллюзия криклива и на виду. Поверь, такая женщина есть. Она видна в каждом его произведении. Она переходит из книги в книгу. Под разными именами, но это она. Он действительно несчастный человек и возможно через то много чудит и скользит по лезвию бритвы. И на женщин зол, безответственен и беспечен по той же причине.
— Может быть, может быть. Хорошо, будь по-твоему, сокровище моё. Уговорила. Только придётся начинать издалека. К тому же погода меняется самое время либо спать, либо болтать. Солнечное блюдце спряталось за догнавшими нас высокими слоистыми облаками, ему вряд ли бедному до нас в скором времени пробиться.
— Зато облака кажутся пропитанными светом. Такое чувство, что вот сейчас по этому золотому помосту сойдёт Господь или совершится чудо. Хотя бы маленькое, крошечное…, но я отвлеклась. Это ты виноват. Серж, не заговаривай зубки. Мне всё едино о чём, лишь бы ты говорил. Давай, начинай.
— Похолоданию по всему быть, — влез Митрич, которому стало жаль припёртого к стене барона, но его вмешательство вызвало моментально ответную реакцию возмущения у неё, и Татьяна ловко расставила их по полочкам:
— Ах, Митрич не мешай. Серж, ну?
— Начнём с того, что ещё со времён Екатерины притащили в Россию всякие «общества», "ложи", «масонство». Но надо отдать ей должное она их не очень жаловала. Сначала царица считала, это баловством. Потом, что в орден идут люди ради карьеры и светских связей. А вот после скандальных похождений мага Калиостро и Елагина, мастера столичной ложи, что отправился к нему учиться делать золото, она заявила, мол, орден в руках мошенников. Относилась к их бурной и пышной деятельности со смешком. Прямой угрозы и опасности для своей власти в масонстве не видела, отсюда и серьёзных преследований масонов не было. Но у ордена были другие планы. Их окрылило вступление на престол наследника Фридриха Великого, при котором орден встал во главе прусской политики. Они мечтали, чтоб и империя управлялась одним их орденом. Масоны, естественно ставили и рассчитывали на цесаревича и не ошиблись. Екатерина же сделала разворот в своей политике в сторону Австрии, порвав с Пруссией. Вот масоны и старались. Под именем графа и графини Северных Павел ездил с женой за границу. Вопреки желанию бабки Павел стал таки гроссмейстером Мальтийского ордена. Он принял посвящение в степень мастера ещё цесаревичем. Это окрылило масонов. Общественное мнение Европы тут же выразило ему поддержку. Но все упустили одно. Цесаревич это одно, а Император в России — это совсем другое. А уж дворянство, это вообще отдельный организм. Да, он покровительствовал иезуитам и эмигрантам. Но, используя весь потенциал, император пытался объединить против надвигающихся революций реакционные силы аристократической и католической Европы. А так же очень мечтал о восстановлении традиционных основ старого порядка, монархического и феодального. Тебе понятно? — сдерживая смех, повернулся он к ней, очень надеясь, что после такого вступления она успокоится и откажется от своей затеи. Но жена с умным видом кивнула и требовала продолжать. — "Хорошо, пойдём дальше. — Удивившись её настойчивости, решил он. — Куда денешься. Непременно запутаешься и сама пощады запросишь". Ухмыляясь своим мыслям, он продолжал. — На этой основе он и сошёлся с Англией и Австрией, которая являлась хранилищем средневековых традиций и в то же время тратила большие усилия и средства на поддержку бунтарских настроений и смут в недрах своей соперницы Франции. И только отказ обслуживать русскими силами корыстные цели английской политики привели Павла к разрыву с Австрией и Англией и даже к союзу с Наполеоном.
— Да?! — воскликнул её маленький, розовый ротик и она всем корпусом развернулась к нему.
