Сергей Волков - Пророк Темного мира
Прорвавшись через заслон, конь переполз мост. Стража на восходной стороне реки разбежалась, не желая повторить судьбу воинов с заставы на закатном берегу. Перед «Гиблецом» расстилались завольские степи, а где-то за ними, в неоглядной дали, грузно лег поперек мира Опоясный камень, убежище старца Завея.
Усталым богатырем спал, крепко смежив каменные веки, седой от облаков старец Урал. Замшелый, непроходимый, густо заросший буреломными лесами, таящий в глухих урманах руины городов и поселков, безлюдный, встал он перед путниками.
Конь еле-еле тащился по бурьян истой, запорошенной снегом плосковине. По правую руку высились горы, по левую убегала к горизонту через равнину петлястая речушка, облепленная голыми ивами.
— Крепостеграды на полночь будут, — объяснил Бойша. — Там чистуновская вера, но к итерам здешний люд благоволит. Лабы наши тоже там, у Ирбитского городища первая — и дале до самой Вишеры и Илыча. А здесь места дикие. Плешей нет, городищ нет. Ничего нет. Бона видите — вода? Щучье озеро. Там летом рыбаки живут. И все, до Кунгура на тыщи верст — безлюдье.
— Холодно, — поежилась Тамара. — А если севернее полезем — еще холоднее станет. Где тут искать этого Завея? Даже спросить не у кого…
— Надо в обжитые места подаваться, — решил за всех Мыря. — Тут только время без толку убьем. Брательник, поворачивай-ка на восходную сторону. Через горы перевалим — авось разберемся, что к чему.
Домовой спустился вниз, собираясь поспать. Атям сотворил заклинание, потянул невидимые нити, связывающие его с парусом. «Гиблец» заскрипел, застонал, меняя курс, и тут со всех сторон на коня обрушился град стрел и камней, выпушенных из пращей. От пронзительного свиста заложило уши. Бойша первым сообразил, что надо делать, упал, ногой подбил Тамару под коленки, подтащил к себе:
— Лежи, а то хана.
— Что это? Опять лиходеи?
— Не похоже. Лиходеи на торговых путях сидят, а тут нет ничего. Кабы не за нами это охотнички. Ну-ка сныкайся в угол, под насад. Палить буду.
Атям, получив камнем в висок, рубнул как подкошенный, и оставшийся без управления «Гиблец» пошел по кругу, а на борта его уже летели железные якоря-кошки, и бородатые люди с выкрашенными красным и синим лицами лезли вверх, зажав в зубах кривые ножи.
Бойша хладнокровно дождался, когда первые несколько человек поднимутся на борт, и умудрился двумя выстрелами убить троих, пронзив пару находчиков одной пулей. Тут из трюма высунулся недовольный Мыря, мгновенно оценил ситуацию и умело брошенной сплеткой смел за борт и кошки, и людей с ножами.
Внизу заорали, снова полетели стрелы. Невидимые лучники били навесом, пытаясь поразить укрывшихся за бортами коня людей. Вскоре вся середка палубы словно поросла странными колосьями, и заросли эти делались все гуще и гуще. Мыря подскочил к борту, выглянул и выкрикнул что-то матерное и грозное. Снизу ответили, но уже без прежнего энтузиазма — нападавшие явно не ожидали встретить на приблудившемся в их диких землях коне незнатя.
Потихоньку выбравшись из своего укрытия, Тамара подползла к Атяму. У того из рассеченной головы текла кровь. Дышал он с трудом, губы посинели. Кое-как забинтовав незнатя, Тамара потащила его с палубы, каждую секунду ожидая, что ей в спину воткнется стрела с тяжелым наконечником. Бойша, упершись ногой в корень на носу коня, бил врагов на выбор и на стрелы не обращал внимания. Мыря плел заклятие, судя по всему, готовясь разом покончить с нападавшими. Однако те сообразили, что орешек оказался им не по зубам, и, прекратив обстрел, так же внезапно, как и появились, исчезли в густых зарослях.
— Это что ж за жизнь-то такая, а?! — Разъяренный Мыря повернулся к Тамаре, потрясая кулаками. — Хуже горькой редьки надоели мне энти дерьмоеды! Я ж незнать, а не кат…
Домовой увидел бесчувственного Атяма, осекся и бросился к нему. Быстро ощупав голову, грудь, расправил сведенные к переносице брови, улыбнулся:
— Ниче, жить будет. Оглоушило его маленько. Отойдет. Пущай полежит.
Подошел Бойша, кинул к очагу охапку стрел, выдернутых из палубы, кивнул на тела трех подстреленных им находчиков:
— Помогите кто-нить трупаков вниз скинуть.
— Погодь-ка, паря. — Домовой придержал итера за рукав. — Мы сперва с ними потолкуем…
Тамара непонимающе посмотрела на незнатя, а потом до нее дошло, что хочет сделать Мыря…
Обряд оживления покойника, сотворенный домовым и очнувшимся Атямом «в четыре руки», оказался не для слабонервных. Тамара была уверена, что навидалась всякого и ее трудно чем-то прошибить, но когда незнати, бормоча слова заклинаний, принялись ножами вырезать на бледной оголенной спине убитого чаровные знаки, девушке стало дурно. Итер вообще не стал смотреть — ушел вниз чистить автомат, попеняв, что патронов у него осталось «чуть да маленько».
Мертвец зашевелился, сел и обвел пространство вокруг себя невидящими глазами. Тамара, когда по ней скользнул этот слепой взгляд, сжала кулачки, но не отвернулась. Ей было важно услышать, что скажет убитый.
— Кто? — властно спросил Мыря, ставя ногу в сапоге на голову мертвеца.
— Ждан Валуйсын. Сохранник, — сырым, клокочущим голосом ответил мертвый человек.
— Зачем пришел?
— Старшой велел…
— Кто старшой?
— Слуга старцев…
— Что за старец? — В голосе Мыри появилась заинтересованность.
— Великий чаровник с Шаман-горы. Управляет краем здешним, а мы все — сохранники его, — растягивая слова, не проговорил — пропел мертвец.
— Как зовут старца?
— Завей Великий.
— Где Шаман-гора?
— Та-а-ам. — Мертвый человек поднял руку, указав на две близко стоящие в стороне от коня горушки.
— Далеко?
— День и ночь пути. — Мертвая рука упала с деревянным стуком, а следом и сам покойник откинулся на палубу, и тут словно сдерживающие его невидимые веревки лопнули — кожа начала трескаться, кости ломаться, брызнула кровь. Мыря еле успел отскочить, брезгливо смахнул с рукава гимнастерки темные капли.
— Давай, брательник, вертай коняку нашего, — распорядился он, подошел к Тамаре, ободряюще погладил по голове: — Не робей, девка. Жизнь, она… разная и всякая. Иной раз и такое делать приходится. Не робей…
Убитый сохранник не соврал — да и не лгут мертвецы. Меж выгнутых спин гор оказался проход, седловина, по которой взбиралась довольно ровная, проезжая для коня дорога. Когда «Гиблец», скрипя и раскачиваясь, поднялся на гребень, стоявшая на носу Тамара ахнула.
Перед ней открылся вид на широкую, густо поросшую елями долину, затопленную туманом. То тут, то там из этого колышущегося белого озера вставали темные скалы. Над их острыми вершинами кружились птицы. И в самом конце долины, угрюмая, расползшаяся, возвышалась Шаман-гора. Обиталище Завея, его убежище, его твердыня. Тамара прищурилась и разглядела на вершине крепостные башни и стены. Они добрались до цели, осталось только пересечь туманную чащобную долину.
