Джанин Фрост - На полпути к могиле
— Не двигаться! Не двигаться! Руки вверх, на хрен!
Надо мной стоял дрожащий коп, рядом еще трое, и все они в ужасе обводили глазами кровавую баню, в которую превратилась гостиная. Я медленно подняла руки, скорчившись от боли в плече.
— Вы арестованы, — пролепетал перепуганный офицер, закатывая глаза.
Меня чуть не задушила волна его страха.
— Слава богу, — отозвалась я.
Все кончилось куда лучше, чем я рассчитывала.
24
Они зачитали мне мои права. Я не очень-то слушала. И без напоминания Миранды я знала, что в моих же интересах молчать как рыба. Потом я час за часом отмалчивалась на все вопросы, пока высокий тощий коп не пробился к койке в машине «скорой помощи», к которой меня приковали наручниками.
— Я забираю ее к себе, Киркланд.
Тот, что зачитывал мои права, надо думать Киркланд, рявкнул:
— Лейтенант Айзек? Но…
— Лейтенант не лейтенант, а вертолеты прессы вот-вот слетятся, как мухи на мед, а нам нужны ответы, — огрызнулся тот.
— Эй, парни, во мне пуля сидит. Знаете, потеря крови и все такое, — напомнила я.
— Заткнись, — коротко приказал Айзек и отстегнул наручник от койки.
Медики, не веря своим глазам, таращились на него. Айзек за цепочку потащил меня за собой, отчего плечо заново прострелило болью. Киркланд разинул рот, но ничего не сказал. Похоже, ему больше всего хотелось оказаться где-нибудь подальше.
Лейтенант без особых нежностей впихнул меня на заднее сиденье машины без полицейского значка. Единственное, что связывало ее с полицией, была красная мигалка на приборной доске. Я удивленно огляделась. Это что, обычная процедура?
— Я ранена, а ваши шуты целых полчаса меня донимали. Разве меня не положено доставить в госпиталь? — спросила я в спину Айзеку, заводящему машину.
— Заткнись, — повторил он, выруливая из лабиринта машин полиции, скопившихся вокруг изувеченного дома.
— …поскольку любой знающий адвокат скажет, что это вопиющее нарушение моих прав, — продолжала я, словно не услышав.
Он глянул на меня в зеркальце над ветровым стеклом.
— Заткнись, на хрен, — повторил он, растягивая слова.
Что- то было не так. Конечно, меня еще никогда не арестовывали, и все же… Я задумчиво понюхала воздух. Айзека окружал запах, но что это за запах, я не знала. Не навострилась еще определять вещи по запаху.
Через несколько миль вся суета осталась позади, перед Айзеком лежала пустая дорога. Он удовлетворенно крякнул и снова поймал мой взгляд в зеркальце.
— Какой позор, Кэтрин. Такая молодая, вся жизнь впереди, и погубила все, ввязавшись в торговлю людьми. Дошла до того, что убила своих стариков, лишь бы прикрыть свои делишки. Как это грустно…
— Лейтенант тупица, — отчетливо произнесла я, — тупой дрочила!
— Что за выражения, — поцокал языком Айзек. — Но слышать их от тебя неудивительно. Ты ведь собственную мать готова была продать в такое рабство.
— Вы, верно, самый тупой из всех… — в ярости начала я и вдруг замолчала, глубоко вздохнув.
Айзек слишком много знал, а я теперь узнала запах. Он не успел выбросить руку — я катапультировалась вперед, и пуля прошила не меня, а подголовник заднего сиденья. Машина опасно вильнула, Айзек попытался прицелиться заново.
Я ударила его головой о баранку. Нас снесло к краю дороги — к счастью, пустой по раннему времени, — и я перехватила руль, чтобы не разбить машину. Через несколько секунд, когда оглушенный Айзек поднял залитое кровью лицо, я направила на него его же оружие:
— Аккуратненько притормози и остановись, не то нас обоих забрызгают твои мозги.
Он попробовал вырвать оружие, но я хлестнула его стволом по челюсти, а он даже не зацепил его пальцами.
— Попробуй еще раз, Ренфилд. Если понравилось…
Он выпучил глаза. Я издевательски рассмеялась:
— Да, знаю, кто ты такой. Прозвище — Ренфилд, домашняя собачка вампиров, нетопырь сучьей породы или как тебя там. От тебя разит вампирами, и не только дохлыми. Когда они ссыхаются, то запах меняется — кто бы мог подумать? Ну, так у кого ты на посылках? Чью бледную холодную задницу вылизываешь в надежде, что в один прекрасный день тебя превратят?
Айзек остановил машину. Мы уже съехали на обочину.
— Это самая большая ошибка в твоей жизни.
Я дернула молнию и сгребла его за яйца — он и пискнуть не успел. Впрочем, скоро завизжал, когда я сжала покрепче.
— Так кто это? Кто послал меня прикончить?
— Пошла ты…
Я стиснула ему мошонку, словно хотела выдавить из упаковки подушечку «Орбит». Айзек издал такой визг, что у меня разболелась голова.
— Итак, спрашиваю еще раз, и не серди меня больше. Кто тебя послал?
— Оливер, — заикаясь от боли, выдавил он. — Это Оливер.
— Постарайся меня убедить. Какой Оливер?
— Итан Оливер!
Я ошарашено замерла. Айзек сдавленно хихикнул:
— Не знала? Хеннесси не сомневался, что Франческа рассказала Кости.
— Губернатор Итан Оливер, — прошептала я. — Он вампир?
— Нет, человек. Просто ведет с ними дела. Все встало на место.
— Так вот кто таинственный партнер Хеннесси. Господи, а я еще за него голосовала! Зачем это ему?
— Оставь в покое мои яйца, — прошипел Айзек.
Я только крепче сжала.
— Отпущу, когда ты все объяснишь, а часики тикают. С каждой минутой я буду сжимать немножко сильнее. Через пять минут сжимать будет нечего.
— Он метит в президенты и выбрал Огайо стартовой площадкой, — на одном дыхании забормотал Айзек. — Оливер столкнулся с Хеннесси несколько лет назад. Думаю, когда тот скупал кисок на стороне. Хеннесси выдвинул идею торговать человечиной, как он делал в Мексике, и Оливеру это понравилось. Беда в том, что выгоднее всего сбывать хорошеньких молодых девок, но, когда их пропадает слишком много, поднимается шум. Вот они и сговорились. Хеннесси очищает улицы от бездомных, торговок наркотиками, проституток и всяческих дегенераток, а Оливер, со своей стороны, подчищает все сводки о пропаже любимых дочек влиятельных персон, если такие понадобились клиентам Хеннесси. Только это было слишком сложно, вот Хеннесси и начал собирать девиц по адресам и притормаживать рапорты, прежде чем они попадут в сводки. Так гораздо проще, и не надо выслушивать рыдающих родственничков. Все прекрасно. Уровень преступности падает, экономика на взлете, избиратели счастливы, Оливер выглядит спасителем штата… а Хеннесси набивает карманы.
Я покачала головой. В такое холодное бессердечие просто не верилось. Честно говоря, я не могла решить, кто из них хуже: Хеннесси, который этим занимался, или Оливер, выставлявший себя героем на костях своих жертв.
