Яцек Пекара - Слуга Божий
— Могу вложить ещё немного денег, — осторожным тоном сказал Хильгферарф. — Будет нехорошо, если должники решат, что надуть меня на пять тысяч крон им сойдёт с рук. В конце концов, если по правде, самое ценное для всех нас — это репутация.
Вообще-то, должники — драгоценный товар и не следует допускать его порчи. Разве что являешься горячим человеком либо есть желание проучить других жаждущих лёгкой наживы. Знавал я некогда одного ростовщика, который своим несостоятельным должникам приказывал отрубать пальцы, начиная с самого маленького на левой руке. Вы даже не представляете, сколь сильно отрубание пальца увеличивает в человеке способности к зарабатыванию и возврату долгов.
— Ну, не знаю, — сказал я столь же осторожным тоном, как он, — всё это дело воняет на много миль. А я от этой вони хотел бы находиться как можно дальше.
Он покивал, а я старался овладеть ледяной дрожью, которая раздирала мой хребёт на части.
— В принципе, вы правы, — сказал он вежливо, — но, как уже говорил, я настроен схватить Бульсани. Предлагаю вам три тысячи крон, если вы принесёте сюда мне прелата в мешке, или тысячу крон, если вы решите, что это невыполнимо. Но тогда в мешке хочу получить голову Бульсани.
Меня нелегко удивить, но ему удалось. Для кого-то, кому оплатить предстоящий ночлег уже проблема, три тысячи крон были королевским состоянием. В свою очередь, я немногих знал, что даже за такую сумму захотели бы связываться с Дьяволом из Гомоло. Неужели Хильгферарф настолько желал добраться до мошенника? Или на самом деле его заботила только репутация? Ясно, что лучше заплатить три тысячи крон за возвращение пяти, чем поставить крест на всей сумме. Но всё-таки это упорство было даже странным. Ведь в случае неудачи Хильгферарф рисковал, возможно, даже жизнью, если бы кардиналу захотелось тянуть лапищи так далеко, и он на самом деле был как-то связан с Бульсани. Что всё ещё оставалось в области предположений. По крайней мере, для меня.
— Согласен, — сказал я.
Хильгферарф наверняка думал, что именно щедрое предложение убедило меня согласиться. Но я знал, что здесь не в алчности дело. Давно уже у меня не было случая встретить достойного противника, а Дьявол из Гомолло как раз таким противником и был. Он олицетворял всё зло, всю скверну нашего мира, но вместе с тем ему нельзя было отказать в хитроумии. Ни в могуществе. Ни в богатстве. Вот настоящий вызов. Могущественный кардинал, окружённый сонмом слуг и солдат, а против него одинокий Мордимер Маддердин — длань справедливости и меч провидения, слуга Ангелов. Я взволновался бы, если бы умел волноваться.
— Тогда хорошо, господин Маддердин, — глаза Хильгферарфа прояснились, — скажите, пожалуйста, чем могу вам помочь.
Я задумался. Хорошего коня куплю у Руфаса в предместье, кроме этого я ни в чём не нуждался. Может лишь в большей удаче, но её редко можно купить за деньги. Может лишь в благосклонности Ангела, но с этим трудней, чем с удачей.
***Дорога из Хез-хезрона в Гомолло вела через спокойные городки и деревни. Зелёные поля, поросшие виноградом холмы, избёнки с покатыми крышами, шумящие в зарослях речушки. Что за идиллический пейзаж! Но не скажу, что после грязи и смрада Хез-хезрона это не стало каким-то приятным отличием. Пополудни я остановился в большой корчме на развилке большаков, совсем рядом с бродом Илвин. Здание было трёхэтажным, добротно обложенным камнем, а рядом находилась огромная конюшня. Хозяин, по-видимому, получал здесь неплохие доходы. Что ж, некоторым удаётся неплохо управляться. Другие, как ваш покорный слуга, могут лишь мечтать о спокойной жизни в достатке и покое, о вечерах с бокалом горячего вина и грудастой бабёнкой под одеялком. Я рассмеялся собственным мыслям. Вне всякого сомнения, я бы не поменялся ни с кем. Житие инквизитора это тяжкий хлеб, но также честь и ответственность. Недооценённая честь и погано оплачиваемая ответственность. Что ж… жизнь несовершенна. Я не собирался раскрывать, кем являюсь, но конь и упряжь были столь хорошего качества, что корчмарь дал мне отдельный номер — маленькую каморку без окон, спрятанную под самую крышу. Но лучше так, чем тесниться в общем покое, а это случалось даже графьям и лордам, когда в цене была не столько кровать, сколько охапка соломы. Я спустился в трапезную, большую, задымленную и заставленную столами с тяжёлыми столешницами. Корчмарь не предложил мне отдельного кабинета, а я не собирался препираться. Временами неплохо посидеть среди людей, даже если это пьяные купцы, возвращающиеся в Хез-хезрон и рассказывающие, кого им удалось обмануть и каких это красивых девушек отодрали во время поездки. Если верить каждому их слову, следовало бы признать, что сильнейшую потенцию в мире имеют как раз купцы, которым удалось вырваться из семейного гнездышка. Остаётся только гадать, чем тем временем занимались их жёны. Я заказал горькое тёмное пиво и миску каши со зразами. Ночь я провёл в компании стада блох и постоянно падающих с потолка клопов. Ну, по крайней мере, тут был потолок, ибо лучше, если тебе на голову падают клопы, чем дождь или снег. Встал я вместе с рассветом, зная, что тогда смогу относительно спокойно допросить корчмаря либо какую-нибудь из девок, или кого-нибудь из конюшенных мальчишек. Смертух и близнецы не из тех людей, вид которых быстро забывается, поэтому я надеялся, что если они тут были, то кто-нибудь поделится со мной сведениями на их счёт.
Корчмарь стоял у стойки и наливал из бочки пиво в пузатые кувшины. Кухонные девки уже суетились тут же, снаружи был слышен гомон и ржанье лошадей. Что ж, жизнь пробуждалась здесь рано.
— Ищу кое-каких людей, — сказал я и покатил трёхгрошовик в сторону содержателя. Монета закрутилась вокруг собственной оси и упала прямо в его раскрытую ладонь.
— Разные здесь бывают, — пробурчал он.
— Этих нетрудно заметить. Близнецы и огромный тип со…
— Такой красавчик, — вздрогнул он. — Были здесь, в самом деле. Упились, обрыгали стол, разбили одному из купцов башку кружкой и уехали с самого утра.
— Куда?
— А кто их там знает?
Я покатил к нему следующую монету, и он схватил её столь же ловко, как и предыдущую. Осмотрелся вокруг, не прислушивается ли кто к нашему разговору.
— Это стоит дуката, — произнёс он. — Жёлтенького, золотого дуката с портретом милостиво правящего, — добавил он с хитрой улыбкой.
Ему не требовалось ничего больше говорить. Я не собирался тратить дукат, раз уже понял, что они поехали в Гомолло. Впрочем, куда ещё они могли отправиться в поисках Бульсани?
— Жаль, что у меня нет лишнего дуката, — сказал я и ушёл, не слушая, как корчмарь пытается снизить цену.
