Наталья Александрова - Легенда о «Ночном дозоре»
Значит, ему снова придется лететь через весь континент, в Италию, которую он только что покинул? Но ведь все приметы вели его сюда, в Амстердам… Похоже, что карты просто дразнят его, издеваются, высмеивают!
Он нашел на полустертой карте Рим.
Кружок, обозначавший на карте местоположение Вечного города, был крупнее и заметнее всех остальных. Это неудивительно: ведь Рим – столица католической церкви, резиденция папы, святой город для всех католиков…
Но этот кружок был не только крупнее и заметнее остальных. Осветив его фонариком, Старыгин заметил, что он немного выступает из стены.
Еще не додумав свою мысль до конца, Дмитрий Алексеевич прикоснулся к этому выступу, слегка надавил на него…
В глубине стены послышался громкий надсадный скрип, и вся стена, преграждавшая ему путь, вместе с фреской, медленно отъехала в сторону.
Так вот что пыталась сказать ему женщина с карты Влюбленные! Вот какую тайну она хранила все эти годы!
Перед Старыгиным открылся большой, уходящий в таинственную глубину зал.
Он посветил фонариком вперед, но слабый луч света не достигал противоположной стены. Впрочем, не для того же он объездил пол-Европы, чтобы теперь остановиться на пороге тайны!
Он шагнул вперед.
В зале было темно, но эхо шагов и едва уловимые движения воздуха явственно говорили, что этот зал очень велик и своды его поднимаются на огромную высоту. Посветив своим фонариком по сторонам, Дмитрий Алексеевич увидел каменные стены, покрытые фантастическими резными узорами. Через равное расстояние к стенам были прикреплены массивные бронзовые держатели с факелами. Старыгин вытащил из кармана зажигалку, поднес ее к ближайшему факелу – и он, как это ни удивительно, вспыхнул!
Через несколько минут уже десятки факелов пылали коптящим багровым светом, озаряя уходящие ввысь своды и мрачные стены подземной часовни.
Это помещение действительно напоминало часовню, но вместо картин со сценами из Священного Писания и житиями святых по стенам были изображены арканы Таро.
Яркие краски удивительно хорошо сохранились, изображения арканов поражали своей выразительностью. Наверное, этому впечатлению способствовало мрачное, зловещее окружение.
Старыгин шел вдоль стены, разглядывая рисунки.
Маг с длинной седой бородой, с торжественно воздетым к небу волшебным жезлом. Жрица в высокой тиаре, с раскрытой книгой в руках. Императрица в расшитых золотом одеждах. Император в тяжелой золотой короне, сжимающий в руках символы власти. Папа в высоком головном уборе, с молитвенно сложенными руками. Влюбленные – та самая пара, которая открыла Старыгину тайну этого подземного святилища. Колесница… Правосудие… Отшельник…
Дальше, где по очередности должно было размещаться Колесо Судьбы, Старыгин увидел другую фреску.
Она была гораздо крупнее всех предыдущих и выполнена в совершенно другой манере.
Если арканы были нарисованы ярко, выразительно, эффектно, но без тщательной проработки деталей, без стремления к реализму и портретному сходству, то эта фреска поражала именно своим мрачным, сосредоточенным реализмом.
Казалось, над этой картиной потрудился сам Рембрандт – с таким тщанием, с таким искусством была воссоздана полутемная комната, едва освещенная свечами в массивном золотом семисвечнике. Только Рембрандт мог так блистательно передать дрожащий свет этих свечей и клубящиеся по углам комнаты тени, только Рембрандт мог так выразительно изобразить лица двух людей, за небольшим столом играющих в карты. В карты Таро, как понял Старыгин, приглядевшись.
Один из игроков был старик в темно-красных одеждах, с длинной седой бородой и изрезанным морщинами лицом, казалось, вырубленным из одного куска дерева.
Лицо этого старика показалось Старыгину знакомым – кажется, этот человек действительно позировал Рембрандту для одного из многочисленных портретов, созданных амстердамским гением в последние годы жизни.
Но вот второй человек…
Одетый во все черное, он тоже был на кого-то неуловимо похож… и в то же время не похож совершенно ни на кого. Казалось, его лицо меняется каждую секунду, как меняется море в ветреный день. Старыгин отступил на шаг, снова всмотрелся в это лицо – и вдруг понял, кого этот человек напоминает ему.
Собственное отражение в зеркале.
Да, этот человек был похож на него, на Дмитрия Алексеевича Старыгина, – хотя, возможно, этого сходства не было минуту назад и оно снова исчезнет, стоит Старыгину отойти от картины. Этот человек был словно живое зеркало – он напоминал того, с кем сталкивался в данную минуту, и не только внешне напоминал, но и проникал в его самые потаенные мысли.
Старыгину и впрямь хотелось как можно скорее отойти от этой картины: стоя перед ней, он испытывал какое-то странное беспокойство, ему казалось, что сейчас что-то произойдет, что-то непоправимое…
Он двинулся вперед вдоль стены часовни.
Снова перед ним были изображения Старших арканов Таро.
Колесо Судьбы – тот самый символ, который перед смертью начертила на асфальте безумная женщина, покушавшаяся в Эрмитаже на картину. Сила… Повешенный…
Следующим должен был идти тринадцатый аркан, Смерть, но ряд картин прервался. Старыгин оказался в самом центре часовни, там, где положено находиться алтарю.
И здесь, в тусклом свете чадящих факелов, он увидел то, за чем гонялся по всей Европе.
Групповой портрет роты стрелков под командованием капитана Франса Баннинга Кока.
«Ночной дозор».
Старыгин не смог сдержать радостного возгласа, и этот возглас трижды отразился от каменных стен часовни.
Но нет, это не было эхо, как показалось сначала Старыгину.
Это был звук приближающихся шагов.
Старыгин резко обернулся.
Звук шагов внушил ему внезапный страх, смутную тревогу, сменившую радость от долгожданной находки.
В первый момент он испытал облегчение: к нему приближалась Катаржина.
– Куда ты пропала? – спросил Старыгин и не узнал свой голос, который в этом подвале звучал глухо, как в преисподней. – Я ждал, потом решил идти сюда один.
– Это правильно, – проговорила она, – это правильно, что ты пришел сюда один. Здесь нам никто не помешает…
Ее голос тоже звучал странно – низко, хрипло, совсем не по-женски. И вся она была какой-то странной. Впрочем, в этом подвале все казалось странным, Старыгин давно уже чувствовал себя не в своей тарелке.
Он подошел к картине, поймав себя на мысли, что неохотно поворачивается к Катаржине спиной.
– Ты видела? Мы нашли ее!
– Мы? – переспросила она. – Ты уверен?
И когда он взглянул на нее, удивленный, она приказала голосом, резким, как удар хлыста, как выпад клинка:
