Александр Мазин - Слепой Орфей
Если бы он выстрелил сразу, без болтовни…
Гость застыл на миг, а потом с почти неуловимой глазом быстротой метнулся вверх по лестнице. Иванов успел нажать на спуск, но промахнулся, вогнав картечь в деревянные ступени. Удар страшной силы снес его с ног, но мигом раньше приклад вывернувшегося из рук «мосберга» ударил в челюсть, превратив ее в крошево и отбросив голову «Иванова» назад так резко, что шейный позвонок не выдержал…
«Коричневый свитер», которого, вообще-то, звали Геннадием Романовичем Горшковым, помедлил самую малость. Просто не смог вот так сразу влепить заряд картечи в лицо безоружной женщины. А вот его напарник не усомнился… и умер. Монстр среагировал на движение указательного пальца и швырнул в него топор, который все еще держал в руке. Топор обухом проломил грудную клетку охранника как раз тогда, когда картечь с визгом унеслась в выбитую дверь. Тут и Горшков перестал сомневаться, но было уже поздно. Женщина метнулась вперед, и рука ее с совсем не женской силой сдавила правую руку Геннадия, заблокировав спусковой крючок. Горшков в ужасе глянул в бездонные очи женщины, увидал в них красное пламя… и пропал.
Дмитрий Грошний спрятался за вытяжным шкафом. Автомат ходуном ходил в его руках. Это был животный, неконтролируемый страх. В закрытом кубе подвала оглушительный металлический лязг рвал уши. Монстр неутомимо ломал дверь. Полчаса назад, в самом начале, всего на минуту, грохот стих – раздалось несколько выстрелов – и лязг возобновился. Грошний нисколько не сомневался в исходе скоротечной схватки. Он не удивился.
– Глеб,– пробормотал он.– Ну где ты, Глеб?..
Стальная поверхность двери вспучилась буграми. Тварь била в нее с неутомимостью механизма. Рано или поздно дверь не выдержит…
Лязг стих, но Дмитрий даже не успел вздохнуть, как удары возобновились. Грошний положил автомат, вытер вспотевшие ладони…
Внезапно снаружи опять загрохотали выстрелы. Зазвенела дверь – пули угодили в нее. Еще выстрелы. Лязг стих. Выстрелы – тоже.
Сжавшись в комок, Дмитрий ждал. Неужели – все? Неужели…
В дверь постучали. Не ударили, а именно постучали.
Грошний облизнул пересохшие губы сухим языком.
– Дима! – позвал снаружи смутно знакомый голос.– Дима, открой!
– Ты кто? – прошептал Грошний.
– Дима, открой!
– Ты кто? – уже громче, хрипло выкрикнул Грошний.
– Ты что, меня не узнаешь? – удивились снаружи.– Открывай, не валяй дурака!
– Помолись! – потребовал Грошний.
– Что?!
– Помолись! – окрепшим голосом крикнул Грошний.– Молитву прочти! Громко, чтоб я слышал! Или давай, ломай дальше!
* * *– Эх,– посетовал Фрупов,– сейчас бы, к примеру, «Эм-девятьсот семьдесят третий»!
– «Эм-девятьсот семьдесят третий» – это что? – осведомился Стежень.
– Прибор ночного видения.
– У меня есть,– сказал Стежень.– Дома.
Четверо мужчин негромко рассмеялись.
Они стояли за забором, в тени соседских яблонь. Сам сосед остался дома, хотя порывался тоже поучаствовать в боевых действиях. Стежень не разрешил.
– Ты же бухой,– заявил он.
И это было правдой.
Бухой не бухой, а выстрелы сосед слышал. Выстрелы и застрявшая в канаве неизвестно чья машина. Комментарии излишни.
Сосед утешился, когда Стежень попросил его охранять женщин.
– Это что за лязг? – спросил Фрупов.
– Думаю, он пытается вышибить дверь,– заметил Игоев.
– Надеюсь, что мужики успели спрятаться,– пробормотал Стежень.
Но в это не очень верилось. Может, хоть Димка уцелел?
Во дворе трупов не наблюдалось. И дверей в доме тоже не наблюдалось. Сразу видно, что проходить сквозь стены тварь еще не может.
– Какие будут предложения? – Стежень посмотрел на Фрупова.
– Меня учили заходить вторым,– сказал тот.– После гранаты. Но гранаты у нас, как я понимаю, нет?
– Думаю, у тех, кто охранял дом, гранаты были,– отметил Игоев.
Доносившиеся изнутри звуки стихли. Но через пару мгновений возобновились снова.
– Пошли,– решительно произнес Ласковин.– Я – первым. Вова, прикроешь меня. Глеб, вы – на подстраховке, но надеюсь, что до рукопашной не дойдет.
– Я тоже надеюсь.– Стежень не любил прятаться за чужими спинами, но преимущества огнестрельного оружия понимал.
Перебрались через забор и подошли к дому. Стежень не без огорчения заметил, что входная дверь вывернута с мясом. Но лампочка над входом горела.
Удары металла о металл, словно бой гонга, отдавались в висках.
Фрупов и Ласковин достали оружие, переглянулись. Андрей знаком показал Стежню: держи выход. Глеб кивнул. Затылком он чувствовал теплое дыхание Игоева.
Ласковин одним прыжком оказался на крыльце, Фрупов отстал от него лишь на мгновенье. Две бесшумные тени исчезли в доме.
И ничего. Только металлический лязг. Прошла минута, другая…
Игоев тронул за плечо Глеба, глянул вопросительно. Стежень кивнул, и они вошли.
Не без облегчения Стежень увидел Ласковина и Фрупова у подвальной лестницы. Живых и здоровых. А вот охране повезло меньше. Один лежал буквально у ног Стежня с развороченной грудью, второй – чуть подальше. Глеб не без труда (нижняя часть лица превратилась в кровавое месиво) признал в нем «Иванова». Третьего не было, зато на пороге гостиной лежала на полу незнакомая женщина.
Ласковин бросил быстрый взгляд в сторону Стежня и Игоева, усмехнулся и нажал на спусковой крючок. Грохот выстрелов заглушил металлический лязг. Ласковин отлетел назад и опрокинулся на спину. Снизу, с подвальной лестницы, метнулась стремительная тень, миновала Стежня (тот ничего не успел сделать, разве что признать в бегущем третьего охранника), обогнула Игоева и выскочила из дома. Стежень тоже бросился к выходу и увидел, как поменявшая носителя тварь с нечеловеческой силой выволакивает из канавы застрявший «опель».
Оттолкнув Глеба, на крыльцо выскочил Фрупов, прицелился, держа пистолет двумя руками.
Треск выстрелов, лязг, звон разбитого стекла. Стежень сообразил, что Фрупов стреляет не в монстра (тот двигался слишком быстро, чтобы прицелиться), а в автомобиль.
Тварь заметалась по улице, затем перемахнула через забор напротив ворот Стежня и пропала в темноте. Глеб больше не видел ее, но чувствовал. И знал, что монстр бежит и будет бежать, не останавливаясь. И даже знал куда. В лес. В тот самый лес, откуда его выгнал топор Глебова деда.
Стежня окликнул Кирилл. Пока Фрупов палил в машину, а Стежень на это глазел, Игоев успел перенести потерявшего сознание Ласковина в гостиную. Увидев на куртке Андрея характерную дырку от пули, Стежень мысленно продолжил ее полет, и сердце его сжалось от нехорошего предчувствия. Он поспешно расстегнул куртку Ласковина… и вздохнул с облегчением. Потому что увидел под курткой бронежилет и серую головку застрявшей в нем пули.
