Александр Мазин - Абсолютное зло
– Нет, нет,– хрипло проговорила она, с силой прижав ладонь к его ягодице.– Останься!
Кошатник послушался. Он чувствовал, как внутри у нее что-то пульсирует, то сжимая его, то отпуская. Еще она чуточку, совсем чуточку двигала тазом, одна рука ее с силой мяла ягодицы Кошатника, другая нежно массировала промежность, играла яичками. Секунд тридцать Кошатник лежал, глядя на ее большое ухо с дырочкой от сережки. Секунд тридцать, не больше, а потом он снова воспрял и активно включился в процесс. Женщина как будто чувствовала его, и все было совсем не так, как обычно бывало у Кошатника. Раньше он понимал это дело так: кончил и быстро свалил. И так же смотрели на это его редкие добровольные подруги вроде Джейны. Те или старались сами словить кайф, да побыстрее, или терпеливо ждали, когда Кошатник, наконец, опорожнится и можно будет заняться другими делами.
А эта женщина как будто вела его, медленно, но уверенно, вверх. Все круче и круче. И она, Кошатник чувствовал, старалась для него, очень старалась, чтобы ему было хорошо, чтобы он не просто излился, а рванул, как атомная бомба, чтобы мозги и внутренности расплавились и взорвались и разлетелись по веткам! И он рванул, как Хиросима! Рухнул, как Ниагарский водопад! И заорал, как Джейна, когда ее, под зельем, драли всем Кругом на могильной плите!
На этот раз он свалился с нее, как пустой мешок. Отпал и распластался на спине, опустошенный и охрененно счастливый! Никогда, ни под травой, ни под кайфами, ни даже под хитрой Колькиной дурью Кошатник не ловил таких убойных кайфов.
Он лежал и глядел меж крон деревьев на синее небо, а небо прыгало то вверх, то вниз, и качалось, словно он всосал не бутылку пива, а пузырь водяры. А женщина возилась над ним, гладила его и ласкала, везде и всюду, и ворковала что-то про маленькую морковочку, которую она сделает большим-большим баклажанчиком, и всякие другие глупости, а Кошатник чувствовал себя персидским шахом или каким-нибудь султаном Аладдином, охрененно крутым мужиком, в общем. И так было довольно долго, а может, и не долго, но в итоге у Кошатника опять поднялся шлагбаум, но на этот раз он и пальцем не шевельнул: лежал на спине, раскинув худые руки и глядел, как эта колдунья усаживается на него и начинает свой блядский танец.
А она точно была колдунья, потому что Кошатник видел ее как бы двумя разными видами. Одним – некрасивую тетку с широким лицом и волосатой, как гусеница, родинкой на подбородке, с большими висячими сиськами, грубым шрамом на животе и пальцами, короткими, как школьные сосиски. А другим взглядом он видел потрясающе красивую женщину, пляшущую, как дикая амазонка, и руки у нее – крылья и чародейство; и он видел, как она ловит свой кайф, от которого у нее едет крыша, и она такая же, как Кошатник, а вовсе не на десять лет старше, и от его кайфов она тоже тащится в полный рост, а когда он кончил, а она застонала и рухнула ему на грудь, Кошатник улыбался широко и счастливо, еще счастливее, чем полчаса назад.
Она лежала на нем, потная и горячая. Кошатнику было жарко и тяжело, но он и не подумал ее скинуть.
– Ох,– прошептала она, уткнувшись носом ему в шею.– Ты меня затрахал совсем…
Кошатник молчал, только улыбался еще шире.
– Тебя, кстати, как зовут?
«Кошатник!» – чуть не вырвалось у него. Но его кличка была тут совсем не к месту.
– Петя. А тебя?
– Ася. Анастасия… – Она сползла с него, стекла, как медуза с камня.
Ласковая рука зарылась ему в волосы.
– Какое у тебя смешное ушко…
Она гладила Кошатника по голове, нежно, легонько. Так его никто никогда не гладил, и все внутри у Кошатника переворачивалось и выворачивалось, и он понимал, что сегодня с ним произошло что-то невероятно значительное и теперь он уже никогда не будет прежним Кошатником. И никогда больше не будет подстерегать девок в подворотнях, это точняк!
– А я тебя сначала даже немножко испугалась! – призналась ему Ася, когда они уже сидели на веранде ее потрепанной дачки с пятнисто-оранжевой крышей.– Ты был такой… Как будто вправду мог меня убить! А ты мог?
– Мог,– честно ответил Петя.
– А теперь?
– А теперь я убью того, кто захочет тебя убить! – совершенно серьезно ответил Кошатник и увидел, что от этого признания нравится ей еще больше.
– Прости, Ася, но у меня еще дела в городе,– сказал он солидно.
– Тебе надо уходить?
– Да.
– Я понимаю… – Она явно огорчилась.– А может, приедешь вечером?
– Может быть,– пообещал Кошатник.
– Я тут всю неделю буду,– сказала она.– У меня отпуск. Не сможешь сегодня, приезжай завтра, послезавтра… Если меня не будет, я ключик под доску кладу. Или на озеро сходи. Знаешь где озеро?..
Они попрощались нежно и трогательно.
Кошатник был спокоен. Он знал, что вернется сюда вечером. А сейчас, правда, надо сделать дело. Чтобы Колька раз и навсегда понял: Кошатник – не Велик. Кошатник – крутой. И если кому из них двоих и выпустят ливер, то не Кошатнику. И точка!
Кошатник снова сходил в лес, взял то, что собирался взять, и вернулся на станцию. Когда он приехал в город, еще не было пяти.
Глава восьмая
Озерковский реабилитационный центр действительно охранялся не хуже банка. Но Даше и Юре пропуск выписал лично начальник охраны.
Светка лежала в отдельной палате. «Лежала» – не совсем верно. Вместе с женщиной-инструктором Светка делала какую-то хитрую гимнастику. Ребятам пришлось подождать, пока они закончат.
Маленькая палата, стены, разрисованные веселыми мишками и зайками. Светло-зеленый ковер, аккуратно застеленная постель. За ней – открытая дверь на балкончик, правда, сам балкончик забран решеточкой в виде виноградных лоз.
Из динамиков, встроенных в стену над кроватью, лилась мягкая клавесинная музыка.
Светка, испуганный большеглазый зверек, сидела на кровати, забившись в уголок, и вязала крохотные носочки.
– Привет,– сказала Даша, опускаясь рядом.– Как ты?
– Хорошо,– тихим голосом ответила Света.– Очень хорошо, спасибо.
Руки у нее были – одни косточки.
Юра вышел на балкон, поглядел вниз. Внизу кудрявилась зелень и синим колесом лежало озеро. Обод его кишел розово-коричневыми телами.
Даша со Светой шептались минут двадцать, потом тоже вышли на балкон.
– У тебя сигарет нет? – спросила Света.– Очень курить хочется.
Юра покачал головой.
– Ко мне священник приходил. Отец Александр. Говорил, чтобы я не боялась. А я все равно боюсь. Вдруг они придут?
– Их охрана дальше дверей не пустит,– возразила Даша.
– Ты не понимаешь! Что им охрана? Они могут глаза отвести, я сама видела! – Плечи ее затряслись.
Даша обняла Светку:
– Да не бойся ты. Здесь же все освященное, здесь чары не действуют, понятно! И вообще это не чары, а просто гипноз. А загипнотизировать человека можно, только если он сам захочет.
