Лана Синявская - У черта на посылках
Точка света снова промелькнула за кустами и замерла. Мы стояли и наблюдали, что будет дальше, но она больше не двигалась, как будто фонарь поставили на какое-то возвышение или повесили на ветку. Через несколько минут мы переглянулись с Александром.
– Пойти, что ли, посмотреть, кто это там? – Предложил он голосом, в котором не чувствовалось особой уверенности. У меня этой уверенности было еще меньше. Точнее, ее совсем не было. Еще точнее, мне хотелось просто удрать отсюда со всех ног. Весь мой героизм как-то незаметно испарился, как только я представила, что могу сейчас столкнуться нос к носу со Смуровым, а кто еще может скрываться на кладбище в такой час? Вряд ли встреча получится приятной.
Саша, так и не получив от меня внятного ответа, направился на разведку самостоятельно. Увидев, что я осталась одна посреди леса, я бросилась за ним, понимая, что оставаться на месте не менее опасно, чем двигаться вперед. Фонарь по-прежнему оставался в неподвижности, но это не обязательно свидетельствовало о том. что его хозяин тоже стоит на месте. Что, если он услышал нас и теперь движется на голос? Нет уж, вдвоем мы с ним как-нибудь справимся, а я одна – ни за что.
Мы успели пройти ровно половину. Сквозь деревья уже можно было различить ближайшие к лесу надгробия. В лунном свете силуэты крестов выглядели как-то уж очень мрачно. Теперь мои зубы уже вполне отчетливо выбивали дробь. Пальца на руках похолодел, а за шиворот как будто опустили парочку лягушек – холодных и ледяных. Но это все оказалось ерундой по сравнению с тем, что я пережила, услышав полный боли крик, почти нечеловеческий. Начавшись на высокой ноте, он внезапно оборвался каким-то тихим всхлипом. Что-то промелькнуло впереди, я не разглядела, потому что сразу же зажмурилась, зашелестела трава, и все стихло.
– Господи, что это? – Проскулила я, боясь открыть плотно зажмуренные веки.
– Не знаю, надо посмотреть. – Раздался рядом голос Саши. Я, наконец, посмотрела на него, и мы отправились туда, откуда слышался крик. Я втайне надеялась, что в доме тоже слышали его, вопль был такой силы, что у меня заложило уши, а, значит, нам в любом случае придут на помощь. К тому же, у милиционера есть табельное оружие, я сама видела кобуру у него на поясе.
Фонарь так и горел, найти нужное место было легко, гораздо труднее было поверить в то, что мы увидели в его свете. Сам источник света стоял на высоком надгробии, освещая страшную картину. Соседняя могила была разрыта, гроб, почти вытащенный на поверхность, стоял на боку. Крышка отвалилась, возможно от удара и мы увидели лежащего в гробу человека. Это была женщина и я узнала ее с первого взгляда. Труп уже наполовину разложился, что, в общем. Неудивительно, ведь со дня похорон прошло довольно много времени. Нельзя сказать, что это обстоятельство нанесло внешности женщины особый урон – она и при жизни красавицей не была, однако, впечатление портил длинный кол, торчащий у нее из груди. Странно, но на одежде трупа от удара выступила кровь, хотя такого быть не могло, насколько я разбираюсь в медицине. Впрочем, разбираюсь я в этом вопросе довольно слабо и Инна Теодоровна, чье тело, пришпиленное к задней стенке гроба, я видела сейчас перед собой, могла представлять собой вполне обычное явление.
– Что за черт?! – Хрипло воскликнул Гордеев, отступа назад при виде жуткого зрелища. – Кто это сделал?
Словно в ответ на его вопрос откуда-то сбоку послышался тихий, едва различимый стон. Мы бросились на звук, едва не споткнувшись о вытянутые ноги лежащего на земле человека. Это был Кибиткин. Жить ему даже на мой неискушенный взгляд оставалось недолго, так как у него из живота торчал точно такой же кол, как и у старухи. Еще несколько штук валялись рядом с телом.
Я бухнулась на колени возле вздрагивающего писателя и попыталась приподнять его голову. От моего прикосновения он открыл глаза. Сначала на его лице был написан ужас, но когда он понял, что это всего лишь я, то успокоился и даже попытался улыбнуться. От этого слабого усилия у него изо рта потекла струйка крови, он закашлялся и я испугалась, что он тут же испустит дух. Он не умер, я видела, что он пытается что-то сказать, и наклонилась к самому его лицу, спрашивая:
– Кто это сделал с вами?
– Уходи. – Прошептал он.
– Нет, я сбегаю в дом, позову на помощь! Вы только потерпите.
Его перекосило! Он попытался возразить, но кашель мешал ему говорить и он только тряс головой и цеплялся скрюченными пальцами за мою одежду.
– Скажите, это вы насадили свою экономку на кол? – Поспешил внести ясность Гордеев.
Кибиткин слабо кивнул головой.
– Но зачем?
– Отстань от него, Саша. Ему и так плохо. Он не может говорить.
Но Кибиткин все же попытался. Ему хотелось говорить. Возможно, он делал это, чтобы помешать мне пойти в особняк. Шипя и булькая, звуки вырывались из его горла, переполненного кровью, но кое-что можно было разобрать.
– Вампиры…не ходи туда…вампиры.
– Какие еще вампиры? – Шепотом спросил меня Саша. – Он что, бредит? А, понимаю. Он думал, что его экономка – вампир, так что ли? Вот почему он проткнул ее колом. Небось, осиновый. Совсем помешался на своей мистике, бедняга. – Удрученно покачал он головой, с жалостью глядя на несчастного.
– Себя он тоже сам ударил? – Зло прошипела я, так как разглагольствования Саши мешали мне слушать Кибиткина.
– Вы видели, кто вас ударил? – Спросила я.
Он кивнул, глаза его наполнились ужасом, но он промолчал, не желая произносить имя убийцы.
– Вы думали, что Инна Теодоровна – вампир? – Задала я новый вопрос.
– Была… да… – Прошелестел тихий голос, – но…поздно…
– Что поздно?
Он не ответил. Глаза его закатились.
– Эй, вы меня слышите? Очнитесь! Что поздно? Почему она помогала вам? Как она это делала? – В отчаянии трясла я его за плечи. Неужели я так и не узнаю, что произошло?
Но он пришел в себя еще раз и четко произнес:
– Им нужно твое тело. Они придут за тобой. Уходи… – Потом глаза его наполнились слезами. Мне показалось, что он смотрит на меня с жалостью, когда он сказал последнюю фразу, которая ничего не разъяснила, но напугала меня сильнее, чем все остальное:
– Запомни: лучше умереть, чем…
– Чем что? – Завопила я уже в полный голос, видя, как мутнеют его глаза. Но он уже ничего не мог добавить. Душа его отлетела. Телесная оболочка превратилась в ненужный хлам. На меня смотрели пустые остекленевшие глаза, в которых уже не было ни боли, ни жалости.
– Надеюсь, ты не веришь во всю ту чушь, то говорил этот сумасшедший? – С тревогой глядя на меня, спросил Саша.
Не знала, что ему ответить. В моей голове все перемешалось. Кибиткин считал старуху вампиршей, но я читала, что вампиры не могут разлагаться. Они лежат в гробу целехонькие на протяжении сотен лет, а Инна Теодоровна выглядела паршиво. Тогда получается, что Саша прав и Кибиткин – просто сдвинувшийся на почве мистике сумасшедший? Он заподозрил что-то, возможно, узнал убийцу и тот, выманив его на кладбище, убил, сыграв на суеверии писателя, используя его же оружие. Но как же тогда Ксения и тряпичная кукла?
