Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти
— Благодарю вас, — тихо сказала она.
Он сделал движение, словно хотел подать ей руку, но затем передумал. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и Лидия подумала ни с того ни с сего, что надо еще что-то сказать…
Первым глаза отвел он. Двинулся к дверям, обернулся:
— Я побуду здесь, пока не начнет светать. Завтра засов на двери починят. Все эти свои штуки снова повесьте на окно. Я не сомневаюсь, что он узнал ваш адрес от Кароли и теперь от вас не отстанет…
Лидия содрогнулась. Как хорошо, что с ней будет хотя бы Маргарет!
Исидро склонил голову набок, прислушался.
— Она спит. — Хотел добавить что-то еще, но не добавил, словно не желая лишний раз поминать мисс Поттон.
Надо еще что-то сказать… Они стояли и смотрели друг на друга. Наконец Исидро сел на стул, на котором только что сидела она, и скрестил руки на груди. Лидия сняла с плеч его плащ и, отдав Исидро, двинулась вверх по лестнице.
Действительно, Маргарет спала. Перед тем как забыться, она только расшнуровала корсет и вынула заколки, словно сон застиг ее внезапно. Лицо ее в свете ночника казалось очень несчастным. Руки у Лидии дрожали. Раздевшись, она сочла свет слишком ярким и хотела убавить фитиль. Подошла к ночнику и увидела полдюжины бумажных листков, лежащих вразброс вокруг корзинки с рукоделием.
Такое впечатление, что мисс Поттон читала их перед тем, как заснуть, а потом они выскользнули у нее из-под подушки. Лидия собрала листы. Чернила были современные, а вот почерк — явно елизаветинских времен.
Это были сонеты.
О мраке. О зеркалах. О бесконечных дорогах в ночи. Один из них Маргарет разорвала на четыре клочка. Лидия сложила их воедино.
И все поняла.
Темнее меди кровь на когте льва,
На мраморе — как розы лепесток.
Сравню ее горячий алый ток
С вином, и все же кровь не такова.
Кровь опьяняет, но помимо грез
Дарует жизнь и разум. Разлита
В ней светлая живая теплота,
Что звонче меди и нежнее роз.
Я видел медный локона отлив
И розу уст, что горестям назло
Слагается в улыбку, подарив
Иное, позабытое тепло.
Но плоть, что безвозвратно умерла,
Увы, другого требует тепла.
Листы были скомканы. Должно быть, Маргарет хранила их на самом дне своей корзинки. Бог весть, где и как она стащила их у Исидро.
Лидия разложила бумаги на полу так, как они лежали раньше, и увернула фитиль.
Глава 19
Странный клад для вампира…
И тем не менее. Серебряные ключи от автоматического английского замка. Целиком из серебра. Подковырнув красный изразец, Эшер долго смотрел, как они мерцают в открывшемся тайнике.
Местная работа. Скорее всего посеребренная бронза — иначе они просто погнутся в замке. Эшер взял ключи и взвесил на ладони. Даже в перчатках ни одному вампиру их долго не удержать. Разве что Мастеру Константинополя, который настолько стар, что может безнаказанно прикасаться к осиновому древку своей алебарды и носить на шее серебряное лезвие в толстых ножнах.
Сердце Эшера неистово колотилось, когда он опускал ключи в свой жилетный карман. Положил на место изразец, закрыв тайник, придвинул черно-белый стол. Пламя свечи колыхнулось, порхнули тени, и Эшеру вновь померещилось, что в дверном проеме стоит и безмолвно наблюдает за ним Олюмсиз-бей.
Но он знал, что такого произойти просто не может. У Олюмсиз-бея этой ночью была назначена встреча с одним из его деловых партнеров; вампир сам отвел Эшера наверх и запер на ключ.
— Я приношу извинения, — сказал Бей, — за моего Зардалу. Коварен и дерзок, как и все дворцовые евнухи. Он нуждался в хорошей встряске, чтобы вспомнить свою любовь ко мне. — Янтарные глаза сузились, впились в лицо Эшера. В обманчивом свете лампы Мастер Константинополя, казалось, был целиком выточен из янтаря. Серьга в ухе пылала, как третий глаз. — Уверен, ты и сам понял, что он лжец, — продолжал Олюмсиз-бей. — Он откровенничает лишь в тех случаях, когда надеется на добычу.
— Он поведал мне немало странного об этом доме. — Эшер скрестил руки и взглянул в оранжевые глаза, изгнав из памяти образ отмычки, лежащей под ковром. — Дважды объяснил, как выбраться наружу. — Эшер солгал, желая услышать, что скажет на это Мастер.
Брови Олюмсиз-бея вздернулись, став похожими на диакритические значки, а рот покривился в усмешке.
— Я смотрю, ты не воспользовался его советами. Обмануть Саида нетрудно.
— Оба раза Зардалу описывал дорогу по-разному, — сказал Эшер. — И я слышал, как они толковали об играх с дичью, за которой они гоняются в темноте по дому. Кроме того, я слышал крики бедного юноши и визг девчонки.
Еще один диакритический значок возник в уголке бесцветных губ вампира, и Эшер подумал, что неспроста птенцы приводят добычу своему Мастеру. Должен быть в этом какой-то резон.
Зардалу был прав.
Что-то держит Бея в Доме Олеандров.
«Эрнчестер? — размышлял Джеймс, осторожно прокрадываясь вдоль стены римского дворика и стараясь не наступать на растущую меж плит высокую траву — Бессмыслица! Почему он послал за Эрнчестером именно сейчас, а не год назад, не сто лет назад?… Почему не в июле, когда рухнула власть султана? Если Бей вызвал Эрнчестера на помощь против других вампиров, о которых проговорился Зардалу, зачем тогда держать графа в этой усыпальнице, где он должен испытывать такие муки?»
Месть?
Эшер содрогнулся, пробираясь на ощупь среди колонн старого крыльца. Да, Бей мог ждать подходящего случая очень долго.
И все равно! Вызвать графа из Лондона, где тот, по сути, угасал, и заманить в город, в котором он провел восемнадцать месяцев, еще будучи живым человеком? Спустя двести пятьдесят лет?
И при чем тут этот «другой вампир»?
Что за машину затеялся строить Олюмсиз-бей? Для чего ему понадобился лед, тающий за серебряной решеткой усыпальницы?
Внезапно Эшеру пришло в голову, что Бей, возможно, хочет отомстить Антее, а вовсе не Эрнчестеру.
* * *— Его нет в поезде, — сказала Антея, входя в купе, в то время как за окном плыли во мраке плоские равнины Венгрии. Шла первая ночь их путешествия из Вены в Константинополь. Изможденный, полубольной, Эшер прихлебывал принесенный проводником кофе, и малейшее содрогание вагона отзывалось в голове тупой болью. Антея в наброшенной на плечи шали с черными кистями, откинув вуаль, смотрела в черное оконное стекло. Во всем Восточном экспрессе освещено было одно лишь их купе. Эшер взглянул на Антею — и та показалась ему неописуемо прекрасной.
— Это хорошо. — Он отложил книгу, которую пытался читать (ужасную историю любви из римской жизни времен Нерона), и постарался, чтобы голос его звучал равнодушно. — Значит, у нас есть шанс прибыть в Константинополь раньше. «Мертвый путешествует быстро», — сказал Гете, но вряд ли быстрее Восточного экспресса. Даже если Чарльз покинул Вену другим поездом, у нас в запасе день. Вы сможете узнать, когда он появится в городе?
