Колин Уилсон - Бог лабиринта
Аластер и я попытались опустить сундук вниз по приставной лестнице, но он был слишком тяжелый. Мы решили оставить его на чердаке. Потом с триумфом мы нагрянули в гостиную, где торжественно объявили о своем открытии и вызвали шумное ликование всех присутствующих. Я оставил их на чердаке, где они сгрудились возле сундука, а сам пошел и выпил стакан холодного, как лед, пива, а потом принял душ. Когда я присоединился к ним, они разложили часть бумаг и бухгалтерских книг на коврике перед камином и с увлечением рассматривали все это богатство. Я окинул взглядом находки, но не нашел ничего достойного внимания.
Обед задержался на полчаса. Мы всласть наелись фазанами и вальдшнепами, запив их хорошим пивом, после чего нас потянуло на сон, и мы перешли в холл попить кофе и посмотреть по телевизору новости. В девять тридцать я попросил разрешения у хозяев позвонить по телефону. Я не связывался с Дианой с тех пор, как уехал из Лондона.
Телефон работал превосходно: слышимость была такая, будто Диана находилась в миле отсюда. Я выложил ей все новости, рассказал о находке рукописей лорда Гленни, но, к сожалению, там ничего любопытного пока не нашлось. Я спросил, есть ли у нее для меня новости.
– Немного. Пришло письмо от девушки, которая предлагает тебе жить с ней на Майами. И еще тебе пишет один мужчина, который просит тебя написатькнигу против компьютеров. И еще есть записка от человека по имени Кернер, который хочет с тобой увидеться, когда ты приедешь в следующий раз в Лондон.
– Как, ты говоришь, его фамилия?
– К-Е-Р-Н-Е-Р.
Я вскричал:
– А как его зовут?
– Я не помню. Мне нужно посмотреть…
– Да, пожалуйста.
Через несколько минут она вернулась и прочла мне записку. Она была от Отто Кернера, человека, который был, по мнению четы Дункельман, депортирован из Англии. Он спокойно проживал в Уэст-Хэмпстеде. Он писал, что прочел мое письмо в «Таймс литерари сапплимент», и ему надо поговорить со мной об Эсмонде Донелли. Он оставил свой телефон.
Когда она повесила трубку, я поспешил в гостиную, ликуя и размахивая листком с адресом и телефоном Кернера. Я чувствовал, что это большая победа – не такая уж значимая в том отношении, что я надеюсь получить от него какую-то важную информацию о Донелли, но этот успех свидетельствует о том, что боги на нашей стороне! Миллер искренне разделил нашу радость, он начал входить во вкус наших поисков материалов, связанных с Эсмондом Донелли. Он предложил мне: «А почему бы вам не позвонить ему прямо сейчас?» Мне не нужно было особой спешки, но все же я воспользовался его предложением, и пять минут спустя голос с ярко выраженным немецким акцентом сердечно говорил со мной по телефону:
– Я рад приветствовать вас, мистер Сорм. Мне о многом нужно поговорить с вами.
Я заметил:
– Я виделся с Дункельманами в Лондоне два дня назад. Они мне сообщили, что вы вернулись в Германию.
– Что?! Они говорят заведомую ложь! Вы не должны доверять им… Он – негодяй!
Минут десять он распространялся о Дункельманах, часто переходя на немецкий язык. Он закончил тем, что посоветовал мне никогда не встречаться с ними. На это я мягко возразил, что мне показалось, будто они очень порядочные люди. Он закричал:
– Что?! Порядочные люди?! Этот человек – убийца!
– Вы уверены?
– Да, он – убийца. Он женился на богатой девушке в Швейцарии и сварил ее тело в машине для приготовления клея. Сейчас он владелец клеевой фабрики. Он женился на девушке – хотя уже был женат – и через несколько недель после свадьбы она исчезла. Затем в лаборатории сделали анализ клея, выпускаемого на этой фабрике, и выяснилось, что он сделан из человеческих костей. Но ничего нельзя было доказать. Он получил три года тюрьмы за двоеженство.
Эта история была такая отвратительная, что в нее нельзя было не поверить (в действительности же, как я позже узнал, Кернер не посвятил меня в наиболее ужасные детали этого преступления: оказывается, Клаус разрезал ее тело лезвием для бритья на мелкие кусочки и скармливал их пираньям в аквариуме). Я поговорил с Кернером еще несколько минут и обещал зайти к нему, когда буду возвращаться через Лондон в Ирландию. Он сказал:
– Хорошо. Надеюсь, вы задержитесь в Лондоне на несколько дней. Мне многое нужно рассказать вам.
Это звучало многообещающе. Я вернулся в гостиную и рассказал Анжеле потрясающую новость о Клаусе Дункельмане, и мы закончили вечер тем, что описали в деталях наш визит к Дункельманам хозяину и хозяйке. Мы, конечно, опустили то, что случилось после визита.
Я так устал, что рано лег спать. Но на следующее утро я проснулся в семь часов. Накинув пальто, я сел на низкий табурет на чердаке и тщательно перебрал каждый сверток бумаги в сундуке, не пропуская даже отдельных листков и мелких клочков рукописей. Я внимательно просмотрел все содержимое архива Гленни. В таких поисках прошло полчаса, когда наконец я наткнулся на многообещающую находку – связку писем, перевязанную лентой, на конвертах адрес был написан аккуратным, круглым женским почерком: «Хорасу Гленни, эсквайру, Фердинандштрассе, 9, Геттинген». Это были письма Фионы Гатри к Хорасу Гленни, которые она посылала ему начиная с февраля 1767 года – месяц спустя после того, как он был близок к тому, чтобы совратить ее. Это были письма влюбленной девочки: более того, она чувствовала себя уже обрученной с ним. В письмах много сплетен и слухов о ее доме, о его сестре Мэри, о собаке, которую он ей подарил. Я нашел их слишком патетичными, чтобы читать, потому что в них она предстает обычной школьницей, встретившей свою первую любовь, позволившей своему возлюбленному определенные вольности, потому что она не в силах отказать ему ни в чем и верит, что он помнит о ней постоянно, так же, как она все время думает о нем. На одном письме я заметил приписку, сделанную рукой Мэри: «Я надеюсь, что девушки у вас все такие безобразные, как обезьяны». Хорас, вероятно, отвечал длинными посланиями, и с большим восторгом упоминал в них своего друга Эсмонда, так как Фиона пишет: «Я уверена, что ваш друг Эсмонд – хороший и (неразборчиво) студент, но я не могу разделить ваших восторгов по его поводу, так как никогда не встречалась с ним… Я бы хотела побольше узнать о вашей собственной жизни». По-видимому, Хорас тратил слишком много слов, восхваляя Эсмонда. На следующее Рождество (1767 года) они, кажется, поссорились по поводу служанки: «Мне бы хотелось понять, почему вы связались со столь нечистоплотным созданием». Этим, без сомнения, можно объяснить, почему Фиона сохранила свою девственность еще на один год. Это, вероятно, было неприятное Рождество для Гленни, учитывая еще и его неудачную попытку похищения девушки в Оснабруке. Я отложил письма Фионы для более тщательного изучения, и продолжал осматривать сундук. Ближе ко дну он казался более упорядоченным, и конторские книги были аккуратно сложены в одном углу. Я вытащил их все, и когда я приподнял последнюю из них, то увидел в самом углу черную металлическую шкатулку, спрятанную под грудой бумаг, шкатулка была около восемнадцати дюймов в длину и девять – в ширину. Она не была заперта. Я открыл ее и сразу увидел рукопись титульного листа романа «Письма с горы» Джорджа Смитсона. Опубликованное издание романа было подписано Реджинальдом Смитсоном. А памфлет против зловещего Общества Феникса вышел под авторством Генри Мартелла и Джорджа Смитсона. Этот памфлет был опубликован спустя десять лет после выхода в свет романа. Выходит, что на самом деле памфлет написан перед романом, и Гленни изменил имя автора романа, чтобы не дублировать один и тот же свой псевдоним.
