Энн Райс - Пандора
Покинув пчел и направившись к далекому маячку – лампе Кассиодора, я обернулась. И моим глазам открылась странная картина.
Со стороны ульев показалось нечто огромное, невидимое и сильное – я его и чувствовала, и слышала. Страха я не испытывала, но в душе мелькнула мимолетная надежда, что в мире появилось какое-то новое существо. Ибо призраков я не вижу – и никогда не видела.
Эта сила возникла прямо из пчел – из их запутанных знаний и бесчисленных многовековых инстинктов, как будто они вызвали ее случайно или наделили сознанием благодаря своим бесконечным творческим способностям, дотошности и выносливости.
Она напоминала старого римского духа леса.
Я увидела, как эта сила свободно полетела над полями. Я увидела, как она вошла в тело стоявшего в поле соломенного пугала, сделанного монахами, с круглой деревянной головой, нарисованными глазами, примитивным носом и улыбающимся ртом, – это похожее на человека создание, одетое в монашескую рясу с капюшоном, время от времени переставляли с места на место.
Я увидела, как это пугало, человек из соломы и дерева, поспешило, извиваясь и пританцовывая, по полям и виноградникам к келье Кассиодора. И пошла за ним.
Вдруг я услышала его безмолвный вопль. Услышала, а потом увидела, как пугало склоняется в танце скорби, прижимая соломенные руки к ушам, которых у него не было. Оно извивалось от горя.
Кассиодор умер. Тихо умер в своей освещенной лампой келье, у письменного стола. Он лежал рядом с рукописью – седовласый, древний, спокойный. Он прожил более девяноста лет. И умер.
Пугало было вне себя от страдания и горя, оно покачивалось и стонало, хотя ни одному человеку не дано было услышать эти стоны.
Я, никогда не видевшая духов, в изумлении глазела на него. Потом оно почувствовало мое присутствие. И повернулось. Точнее, это был он, ибо соломенное тело и лохмотья придавали существу скорее мужское обличье. Так вот, раскинув свои соломенные руки, он потянулся ко мне. Из рукавов падала солома. Деревянная голова качнулась на шесте-позвоночнике. Он – или оно – умолял меня ответить на сложнейшие вопросы, задаваемые как смертными, так и бессмертными. Он обращался за ответами ко мне!
Потом, бросив последний взгляд на мертвого Кассиодора, он побежал ко мне по склонившейся траве. Может быть, я смогу объяснить? Может быть, я, согласно божественному плану, храню секрет потери Кассиодора? Кассиодора, чей Виварий мог соперничать с пчелиным ульем в элегантности и красоте! Именно Виварий извлек из ульев эту совокупность сознания! Может быть, я смогу утишить его боль?
«В этом мире случаются ужасные вещи, – прошептала я. – Он состоит из тайн и от тайн зависит. Если хочешь обрести покой, возвращайся в ульи; оставь человеческое обличье и снова разделись на фрагменты бездумной жизни довольных пчел, возвращайся откуда пришел».
Он сосредоточенно слушал.
«Если же ты хочешь обрести плотскую жизнь, человеческую жизнь, тяжелую жизнь, способную течь сквозь пространство и время, то дерись за нее. Если тебе ближе человеческая философия, то борись за нее и набирайся мудрости, чтобы ничто и никогда не причинило тебе вреда. Мудрость есть сила. Превратись, кем бы ты ни был, в существо с определенными намерениями.
Но знай вот что. Все, что существует под небом, – обман. Все мифы, вся религия, вся философия, вся история – сплошная ложь».
Существо, я так и не знаю, какого оно было пола, вскинуло соломенные связки-руки, словно хотело прикрыть рот.
Я отвернулась и бесшумно пошла прочь через виноградник. Очень скоро монахи обнаружат, что их Верховный Отец, их гений, их святой скончался за работой.
Я обернулась и в изумлении обнаружила, что соломенная фигура стоит как живая на месте, приняв вертикальную позу человека, и следит за мной.
«Я в тебя не поверю! – закричала я соломенному человеку. – Я не буду искать у тебя ответы! Но знай вот что: если ты хочешь стать живым созданием, как я, то люби все человечество – мужчин, женщин и их детей. Не ищи силы в крови! Не кормись страданием. Не поднимайся как бог над толпой обожателей. Не лги!»
Оно слушало. И слышало. Оно оставалось на месте. А я побежала. Я помчалась вверх по каменистым холмам, понеслась через леса Кадабрии, пока не оказалась далеко-далеко. На всем протяжении озаренного лунным светом побережья мерцающей морской бухты передо мной величественно раскинулся Виварий с его аркадами и покатыми крышами.
Я больше никогда не видела соломенное существо. Не знаю, что это было. И прошу тебя больше меня о нем не спрашивать.
Ты говоришь, что бывают и духи, и призраки. Мы знаем, что такие создания действительно существуют. Но с тех пор я его больше не видела.
А к тому моменту, когда я вновь оказалась в Италии, Виварий давно уже был разрушен. Последние стены расшатали землетрясения. Не знаю, смели ли они его окончательно или его разграбили невежественные высокие люди из Северной Европы – вандалы?
Этого никто не знает. Сохранились только письма, разосланные Кассиодором.
Вскоре классиков объявили богохульниками. Папа Григорий писал истории о волшебных чудесах, потому что иначе не смог бы обратить тысячи суеверных, незнакомых с катехизисом северных племен в христианство и подвергнуть их массовому крещению.
Он победил воинов, считавшихся в Риме непобедимыми.
После Кассиодора история Италии на сотню лет погрузилась в полный мрак. Как говорится в книгах? В течение целого века из Италии не поступало вестей.
Какая продолжительная пауза!
Ну вот, Дэвид, коль скоро ты дошел до последних страниц, я должна признаться, что покидаю тебя. Улыбки, с которыми я передала тебе эти блокноты, предназначались для того, чтобы ввести тебя в заблуждение. Женские хитрости, как назвал бы их Мариус. Я обманула тебя, когда сказала, что завтра вечером мы встретимся здесь, в Париже. Когда ты будешь читать эти строки, меня в Париже не будет. Я отправляюсь в Новый Орлеан.
Это твоя заслуга, Дэвид. Ты меня преобразил и заставил отчаянно поверить в то, что в повествовании можно найти хотя бы тень смысла. Я обрела неисчерпаемую энергию. Своей требовательностью к моему красноречию и памяти ты подготовил меня к новой жизни, к новой вере в существование в этом мире чего-то хорошего.
Я хочу найти Мариуса. До меня доносятся отголоски мыслей других бессмертных – крики, мольбы, странные послания…
Тот, кто, как считалось, ушел от нас, по всей вероятности, выжил.
У меня есть веские основания полагать, что Мариус отправился в Новый Орлеан, и мне необходимо с ним воссоединиться. Я должна разыскать Лестата, увидеть падшего принца-паршивца на полу молельни, не способного ни говорить, ни двигаться.
