Юля Лемеш - Дозвониться до небес
– Ты решил задолбать меня антикварными шутками? Мне эту фигню каждый второй юморист уже рассказывал.
– Один из четырех людей китаец. Если твой папа не китаец, твоя мама и твой брат не китайцы, то это, должно быть, ты!
Тут было отчего испугаться. Он не шутил. Он тупо повторял всякую хрень. Как радио. Для поддержания бессмысленного разговора. Слава богу хоть не хихикал над собственными шутками.
– Ты как заезженная пластинка. Может, у тебя в башке что-то перегорело?
И тут он меня добил новой порцией юмора:
– Не чини то, что еще не сломалось.
Высказав эту гениальную идею, он постепенно успокоился. Даже предложил мне перекусить.
– А то куришь как паровоз, а это для желудка вредно.
– Ты прям как моя мама, – ляпнула я.
Но он пропустил мое замечание мимо ушей. Про мам сейчас вспоминать не стоило, это я и сама понимала. Мы поели и даже повалялись на кровати, смотря телик. От Арсения пахло кем-то чужим. Мне не нравился этот запах.
Меня бабка не учила, но прошлое, особенно недавнее, я видеть могу. Один минус – вижу, только если объект совсем рядом. Я привычно зажмурилась, дотронулась до руки Арсения. Увиденное показалось мне полным бредом. Я перевела дыхание. Плохо, если он заметит, как мне страшно. Надо играть роль понимающего друга и плевать на ревность и самолюбие.
– Так что у тебя с бабкиным номером получилось? – как бы нехотя спросила я.
И тут его словно подбросило. Он метался кругами по комнате. Я чуть шею не свернула, следя за его беготней.
– Понятно. Что-то получилось. Но не то, что ожидалось? Я тебя укушу, если ты не расскажешь.
Он сел рядом, смотрел куда-то в пустоту, рассказывал. Путанно. Сбивчиво. Я поначалу постоянно его переспрашивала, пока он не предупредил, чтобы я его с мыслей не сбивала. Пришлось послушаться и заткнуться. К концу его повествования у меня закончились сигареты.
– Ты не один. Я тут. И я пока живая. – Шутка не удалась, Арсения перекосило.
– Я так устал! – Начались новые круги по комнате.
– Не преувеличивай. Это только начало. Хотя я бы сказала – ты сделал все правильно.
Он по инерции прошагал до угла комнаты и остановился поглядеть, не смеюсь ли я над ним.
– Оля была тебе почти никто. Ой, только не делай такое лицо. Ты и со мной спал.
– Это совсем другое, – начал было доказывать мне Арсений, но вовремя замолчал.
Иначе я бы в него точно чем-нибудь кинулась. Хоть пепельницей, хоть тапком – мне без разницы.
– Зато ты убрал причину – маньяка этого. На такое не каждый способен. Большинство бы как поступило? Вызвали бы ментов. Те бы в лучшем случае нашли тела. Показали эту жесть по телику, и маньяк бы преспокойно начал отвозить девушек в другой лес.
– Я тоже так подумал! – оживился Арсений.
Не поверила я ему. Ни фига он не подумал – действовал на эмоциях. Ну, и из привязанности к этой Оле. Чем она его так зацепила?
– Ты не против, если я у тебя поживу некоторое время? – не слишком надеясь на положительный ответ, спросила я.
– Ты понимаешь…
– Привык жить один? Совесть у тебя где? У меня патовая ситуация, конфликт с предками. Им мой образ жизни не нравится.
– И внешний вид, – понимающе прибавил Арсений, уронив стеклянную вазу.
Которая, хоть и не разбилась, но наделала много шума выпавшими из нее многочисленными предметами. Мы ползали по полу, собирая кнопки, иголки, скрепки, пуговицы и денежную мелочь.
– Неужели я так скверно выгляжу? – обиделась я.
– Да нет. Я тоже недавно гады купил. До твоих им далеко, но все же классные.
– Я, когда тепло и сухо, в кедах хожу, – зачем-то уточнила я, хотя летом я в разной обуви могу оказаться.
– Кеды щас все носят.
– И резиновые сапоги, – разозлилась я не на шутку.
– Ты не сердись. Но выглядишь ты…
– Не в твоем вкусе?
– В моем! – сообразив, что сейчас разговор превратится в ссору, заверил меня Арсений.
Пока длилась пауза, я успела с дикой скоростью перебрать всевозможные аргументы. И за неимением лучшего остановилась на одном:
– Арс, ты не понимаешь! Если с тобой что-то случится, то никто, кроме меня, не поймет в чем дело! – Мои слова навели его на какие-то полезные мысли, и он задумался.
– Хорошо. Оставайся. Но, чур, спать ты будешь не в моей комнате.
– Больно хотелось!
Я осталась. Позвонив родителям, с которыми не ссорилась никогда, но Арсению про это знать было необязательно. Мама только спросила, как дела у «бедного мальчика», и посоветовала быть с ним поделикатнее и не пить ни в коем случае. Она была уверена, что сирота превратился в полного говнаря и спасается от стресса ведрами водяры.
Потом я решила полюбоваться на пистолет. Ни разу не видела. Арсений был не против. Занятная штука. Тяжелая. Сразу захотелось пострелять. Глаза уже выискивали подходящую мишень. И хотя я человек гуманный, сразу заметила полосатого кота на заборе. И сороку на ветке дерева. Мысленно выругалась. Психоз какой-то. Стою с пистолетом в руке, смотрю в окно, выискиваю все живое. Жуть. Неужели я могу убить кота? Да я лучше в себя выстрелю.
Мысли застеснялись и поменяли направление. Мишень – это что-то круглое. Например, уличный фонарь. Дорожный знак тоже вполне подойдет.
Нет, определенно, оружие в руке моментально меняет психику. Пять минут назад я могла бы прибить того идиота, который расстреливает из рогатки лампочки в фонарях. Я вообще вандалов ненавижу и правильно делаю. Руки им поотрубать надо.
Но как хочется проверить, попаду ли я в эту поганую лампочку? Прицелилась. Наверное, попаду. Может, попробовать?
– Ты что, сдурела?
– Я пострелять хочу, – капризно заявила я.
Но потом вспомнила, что из этого пистолета недавно убили человека, и резко расхотела. Словно он был живой и сам кого-то кокнул. Даже потянуло руки помыть – ведь я его трогала. Все-таки есть в оружии что-то зловещее. Как в потенциальной смерти. А в детстве у меня был игрушечный пистолет. Черный такой. Присосками стрелял. Классный. Вспомнив себя в мелком возрасте, я повеселела.
– Жизнь или кошелек!
Арсений резко врезал мне по руке.
– Никогда не направляй оружие на человека!
Ну и не буду! Ведь он даже не заряжен. Улыбка сползла с моего лица: а если патроны там есть? Мне сразу поплохело.
Пистолет в руках Арсения выглядел как хитрая тварь, которая только и выжидает удобного момента.
– Убери его, а? – потребовала я, потирая ушибленную руку.
Вспомнила, что за удар по руке следует обидеться, и демонстративно подставила ее под струю холодной волы. Чтоб синяка не было. Не то чтобы я такая кривляка, но бывает временами. Особенно перед мальчишками. И не хочу, но выставляюсь. А то вдруг забудут, что я хрупкая и ранимая.
– А ты бы что попросила? – невзначай поинтересовался Арсений.