Олег Кожин - Темная сторона дороги
«Шкода» затормозила у мини-маркета, Вадим пулей вылетел из нее и распахнул пластиковую дверь.
За миг до того, как он увидел кассира, в голове пронеслось: «Что я скажу ей? Что на меня напал призрак? Что я должен был умереть от радиации, но вместо этого попал в инфекционку, и за меня умер другой?»
Но объяснять ему не пришлось.
Симпатичная брюнетка сидела в кресле, задрав к потолку лицо. Ее рот был раскрыт, из него торчала верхушка алюминиевой банки. Остальная часть банки, судя по вздувшемуся горлу, находилась внутри девушки. Кто-то вколотил «фанту» ей в глотку с такой силой, что разорвал щеки. В посмертной улыбке брюнетки было куда больше эмоций, чем в той, которой она встречала Вадима полчаса назад.
Парень прижал ладонь к губам и застонал.
«Господи, что мне теперь делать?» — отчаянно подумал он.
В глубине мини-маркета раздалось хихиканье и шепот:
— Маленький обманщик вернулся домой…
Вадим врезался всем телом в дверь, и через полминуты «шкода» уже несла его на север.
Дождь барабанил в стекло непрекращающимся потоком. Мимо скользили сотни машин, в их окнах Вадим видел людей, никогда не заглядывавших в желтые глаза смерти. Усталые дальнобойщики, деловые обладатели московских номеров, смеющиеся семьи… Он мог остановить кого-то, рассказать о трупе на АЗС, но он знал: сворачивать к обочине нельзя.
Ведь помимо машин он видел и Саньку.
Тощий паучий силуэт то и дело показывался из-за сосен и берез.
Земляк на четвереньках гнался за «шкодой», одним прыжком преодолевая несколько метров. И он настигал.
Вадим отыскал радиоволну, на которой выступал с воскресной проповедью патриарх Алексий. Помогло это или нет, но через пять минут автомобиль проехал табличку «Горбачево».
Вадим вдавил педаль газа и больше не смотрел на обочину.
Потом лес закончился.
Фары хлыстнули по табличке с надписью «Плавск».
Вадим издал рычащий возглас ликования.
Знакомый с детства въезд в город наполнил его новыми силами.
Он узнал стадион, автовокзал, здание администрации. Магазины, конечно, построили уже после его отъезда, но и им он был рад, как родным.
Плавск лежал по обе стороны от шоссе. Если поехать направо, мимо старой вечерней школы и частных домов, окажешься у Плавы. Если налево — у Сергиевской церкви.
Вадим свернул налево.
Автомобиль подскакивал на ухабах, как конь, норовящий сбросить ездока. Водитель позволил себе посмотреть в зеркало заднего вида и облегченно вздохнул.
На главной улице города не было ни души, что настораживало, но предчувствие спасения окрыляло Вадима. Подумаешь, в пасхальный вечер люди сидят по домам! Но храм-то наверняка заполнен прихожанами!
Он выехал на просторную площадь, проскочил памятник Ленину. Ему показалось, что на плече вождя пролетариата сидит что-то желтое, но, когда он оглянулся повторно, там ничего не было.
«Шкода» виляла по щебню и пыхтела, карабкаясь вверх.
«Откуда здесь щебень, в центре?» — подумал Вадим, останавливаясь.
Он уже видел почтамт, старые конюшни, переделанные в рынок, и голубой, с золотыми звездами купол храма.
Не заглушив мотор, он выпрыгнул из автомобиля и помчался к Сергиевской церкви. Десять метров до нее он преодолел с таким трудом, словно поднимался по насыпи. Под ногами осыпался щебень, а из полураскрытых дверей храма доносились переливы ангельских голосов. Хор пел что-то о возвращении домой.
Вадим втиснулся между створками, почти ощущая знакомый церковный запах. Дорогу ему преграждала колючая проволока, он перелез через нее, порвав штанину, и сделал три шага по шпалам.
Рот наполнился чернилами. Раздался крик, и автоматная очередь изрешетила Вадима от паха до грудной клетки. Он свалился на рельсы. Сзади суетились какие-то люди, а впереди крался по мосту земляк. Он перепрыгивал со шпалы на шпалу, его зоб раскачивался в такт движениям тощего тела. Земляк усмехался безгубым ртом все ближе и ближе.
Вадим хотел зажмуриться, но не смог, потому что мертвые не закрывают глаз.
Ему пришлось смотреть.
Густые маслянистые капли дождя падали с небес, и небеса пахли йодом.
Олег Кожин
Скорбный перегон
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то все косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
© Олег Кожин, 2014
Москва — Медвежьегорск
К ночи, когда из всего освещения в купе работали только фонари в изголовье, попутчица впервые отложила книгу.
— К Медгоре подъезжаем, — сказала она.
Мила, свесившись с полки, прилипла лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пролетающий мимо пейзаж. Вздымаемая мчащимся поездом ночь колыхалась непроницаемой бархатной портьерой. Только жухлая трава, липнущая к путейной насыпи, напоминала, что мир за окном все же существует и сожран темнотой лишь временно. В этом космосе, без ориентиров и маяков, определить, куда они подъезжают, было решительно невозможно.
Попутчица, сухопарая старушка в льняном платье и льняном же платке, подсела в Петрозаводске. Войдя в купе, негромко поздоровалась и, с неожиданной для своего возраста прытью, взлетела на вторую полку, напротив Милы. Там она и лежала все это время, уткнувшись носом в книгу в мягком переплете. За несколько часов старушка ни разу не сменила позы и, вообще, была настолько тихой и незаметной, что даже назойливый проводник, ежечасно предлагающий «чай-кофе-шоколадку», не обратил на нее внимания.
Мила заглянула в телефон, сверяясь с расписанием. Действительно, по времени выходило, что Медвежьегорск уже недалеко. Но как об этом узнала соседка, у которой, похоже, не то что мобильника — часов, и тех не было?
— А вы откуда узнали? — спросила Мила.
Не то чтобы она действительно интересовалась. Просто размеренное покачивание вагонов сегодня отчего-то не убаюкивало, а раздражало. В привычном перестуке колес слышалась тревога, от которой опрометью бежал пугливый сон.
— Ведьмы поют, — буднично пояснила попутчица.
Будто сообщила, что в магазин завезли финскую колбасу или что вновь подскочили тарифы на коммуналку. Так спокойно и естественно у нее это вышло, что Мила даже решила, будто ослышалась.
— Ведь мы что, простите?
Соседка покрутила в воздухе указательным пальцем, дотронулась до уха, будто предлагая прислушаться.
