Чак Хоган - Штамм Закат
Может быть, это какая-то ошибка - то, что ты явился сюда в сопровождении потомка одного из твоих мучителей ?
Сетракян закрыл глаза, отгоняя от себя ядовитые слова Айххорста. Голова его прояснилась, он снова сконцентрировался на стоявшей перед ним задаче и мысленно произнес — самым громким внутренним голосом, на который был способен, — в надежде, что вампир услышит его: Тыудивишъ-ся куда больше, когда узнаешь, кого еще я пригласил сегодня себе в партнеры.
Нора вытащила из сумки монокуляр ночного видения и прикрепила его к козырьку своей метсовской бейсболки. Когда она закрыла один глаз, тоннель Северной реки окрасился в зеленый цвет. «Крысиное зрение», как пренебрежительно говаривал Фет, но сейчас Нора была особенно благодарна Василию за то, что он снабдил ее этим прибором.
Пространство тоннеля впереди было чисто, во всяком случае, если говорить о средней дальности. Однако Нора не видела ничего, что походило бы на выход. Не видела ни единого места, где можно было бы укрыться. Ничего...
В тоннеле были только она и ее мама. От того места, где остался Зак, они ушли уже довольно далеко. Нора старалась не смотреть на маму, даже через прибор ночного видения. Мама тяжело дышала, каждый шаг давался ей с трудом.
Нора вела маму под руку, буквально тащила ее по камням, устилавшим путь между рельсами; она физически чувствовала, как вампиры дышат им в спины.
Нора вдруг поняла, что ищет удобное место, дабы совершить то самое.
Не просто удобное, а лучшее место. То, что она сейчас обдумывала, было чистым ужасом. Голоса в Нориной голове — не чьи-нибудь, ее собственные — спорили между собой, выдвигая аргументы один убийственнее другого.
Ты не сделаешь этого.
Ты не можешь спасти одновременно и маму, и Зака. Ты должна выбрать.
Как ты можешь предпочесть мальчика -собственной матери ? Выбирай кого-нибудь одного или потеряешь обоих. Она прожила достойную жизнь.
Ерунда! У нас у всех достойные жизни — ровно до того момента, когда им приходит конец. Она породила тебя.
Если ты не сделаешь этого сейчас, ты отдашь ее вампирам. И тем самым проклянешь на веки вечные.
Но ведь Альцгеймер неизлечим. Ей становится все хуже и хуже. Она уже не та женщина, которая когда-то была твоей матерью. Сильно ли это отличается от вампиризма ?
Она не представляет опасности для окружающих.
Она представляет опасность только для тебя. И для Зака.
Тебе все равно придется уничтожить ее — когда она вернется за тобой, любимейшей.
Ты сказала Эфу, что он должен уничтожить Келли.
Ее слабоумие уже таково, что она ничего не поймет.
Но ты-то поймешь!
И вот — главное: ты готова убить себя, прежде чем тебя обратят? Да.
Но это ТВОЙ выбор.
И здесь не может быть либо-либо. Однозначного пути тем более не существует. Все происходит очень быстро: они набрасываются на тебя, и ты перестаешь существовать как человек. Ты должна действовать ДО ТОГО, как тебя обратят. Ты должна опередить их.
И все равно нет никаких гарантий.
Ты не можешь ОТПУСТИТЬ кого бы то ни было, раньше чем этот кто-то будет обращен. Ты можешь только уговорить себя, будто это произошло, и надеяться, что так оно и было на самом деле. И ты будешь вечно сомневаться, правильно ли ты поступила. В любом случае это убийство.
Сможешь ли ты пойти с ножом на Зака, если увидишь, что конец неминуем ?
Наверное. Да, смогу. Ты будешь колебаться.
У Зака больше шансов выжить в случае атаки. Значит, ты променяешь старую на молодого ? Возможно. Да.
— Когда, черт побери, твой вшивый папаша придет за нами? — вдруг заорала мама, обращаясь к Норе.
Нора мгновенно пришла в себя. Она чувствовала себя настолько плохо, что не могла даже заплакать. Этот мир и впрямь был чудовиищо жесток.
Вопль мамы эхом прокатился по длинному тоннелю. Нору обдало холодом.
Она обошла маму и встала за ее спиной. Нора не могла смотреть маме в лицо. Она покрепче сжала нож и занесла его, чтобы вонзить маме в шею.
Нет, ничего не получится.
У нее не хватит духу совершить задуманное, и Нора знала это. Знала с самого начала.
Любовь - вот какова причина нашего окончательного краха.
Вампиры не испытывают чувства вины. И в этом их преимущество. Они никогда не колеблются.
Словно бы в подтверждение этого Нора, подняв глаза, увидела, что ее выследили вампиры. Пока она, отвлекшись на несколько секунд, выслушивала свои внутренние голоса, к ней, держась левой и правой стен тоннеля, успели подобраться две твари — их глаза полыхали в монокуляре молочно-зеленым светом.
Твари не знали, что жертва способна их увидеть. Они не понимали технологии ночного видения. Они полагали, что Нора, как и все остальные пассажиры, брела вслепую, потеряв в темноте всякую ориентацию.
— Мама, сиди здесь, — сказала Нора. Она слегка подбила ее под колени и опустила на пол, иначе Мариела отправилась бы погулять и неизбежно затерялась бы в тоннеле.
— Папа скоро придет.
Нора повернулась и пошла к тварям. Она двигалась прямо, строго между вампирами, не смотря ни на того, ни на другого. Периферийным зрением она увидела, что твари отделились от стен тоннеля и начали приближаться к ней, двигаясь в своей обычной манере, словно у них болтались все суставы.
Нора сделала глубокий вдох — начиналось убийство.
Сейчас эти твари сполна получат ее смертоносной тоски.
Нора сделала молниеносный выпад, целясь в того, кто был слева, и рубанула тварь, прежде чем та успела прыгнуть. Неистовый вой вампира еще звенел в ее ушах, когда она юлой крутанулась на месте и предстала перед второй тварью, которая, припав к земле, пожирала взглядом сидевшую на полу Норину маму. Не меняя позы, вампир обернулся и распахнул пасть, готовясь выметнуть жало.
Всплеск чистого белого цвета залил поле зрения ее монокуляра — словно сама ярость, пылавшая в ее голове, выхлест-нулась наружу. Своим ножом Нора буквально развалила врага, так и не сумевшего напасть, — грудь ее вздымалась, а в глазах щипало от слез.
Она посмотрела в ту сторону, откуда они с мамой пришли. Эти двое — могло ли так случиться, что в погоне за нею с мамой они не заметили Зака? Ни один из вампиров не выглядел раскрасневшимся после сытного обеда, хотя в приборе ночного видения распознать истинный цвет их кожи было довольно трудно.
Нора схватила ультрафиолетовую лампу и направила ее свет на трупы, стремясь поджарить червей, прежде чем они смогли бы, извиваясь меж камней, добраться до ее мамы. Затем она облучила также и нож, выключила лампу и помогла маме подняться на ноги.
— Твой отец пришел? — спросила Мариела.
— Скоро придет, мама, — сказала Нора, подталкивая ее в обратном направлении, туда, где оставался Зак. По щекам Норы струились слезы. — Совсем скоро.
Сетракян ничем не проявил свое желание поторговаться за «Окцидо Люмен», пока цена не превысила отметку 10 миллионов долларов. Быстрый темп, с которым повышалась цена, подогревался не только исключительной редкостью книги, но и обстоятельствами проведения аукциона — здесь царило ощущение, что еще немного, и весь город провалится в тартарары, а мир изменится так, что пути назад не будет никогда.
На отметке 15 миллионов надбавка к цене возросла до трехсот тысяч.
На 20 миллионах — до пятисот тысяч.
Сетракяну не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто с ним соперничает. Прочие покупатели, привлеченные «дьявольской» природой книги, вступили в борьбу еще на раннем этапе, но быстро отпали, едва лишь началось восьмизначное безумие.
На отметке 25 миллионов аукционист объявил короткий перерыв и потянулся к стакану с водой — это простое движение не охладило пыл присутствующих, а, наоборот, еще больше накалило драматическую обстановку. Аукционист воспользовался моментом, чтобы напомнить публике о самой высокой цене, когда-либо выплаченной за книгу на аукционе: 30,8 миллиона долларов. Именно по такой цене в 1994 году ушел «Лестерский кодекс» Леонардо да Винчи.
Сетракян почувствовал, что весь зал не сводит с него глаз. Он же сконцентрировал свое внимание на «Люмене» — тяжелой, окованной в серебро книге, выставленной под стеклом в ярко освещенной витрине. «Люмен» был раскрыт — разворот книги демонстрировался на двух больших видеоэкранах. Одна страница была заполнена рукописным текстом, другая являла изображение человеческой фигуры, нанесенной серебряной краской, с широкими белыми крыльями. Фигура взирала на расположенный в отдалении город, гибнущий в буйстве желтого и красного пламени.
Торг возобновился, цифры стали расти еще быстрее. Сетракяна уже полностью поглотил этот ритм: поднял табличку, опустил, снова поднял...
