Кирилл Партыка - Подземелье
— Леха, ты погоди, ты, ну-ка, не засыпай! — Николай опять потряс раненого. — Медведь, выходит, к вам в погреб забрался? А взрыв отчего?
— Я услыхал — Витька кричит, и с карабином туда. Он Витьку загрыз уже. Я стрелял… бензин загорелся… потом тротил долбанул. Это не медведь… чудище… не зря говорили…
«Тротил-то у них откуда? — горестно подумал Николай и тут же ответил сам себе: — Да все оттуда же!» Если б имелась в округе ядерная боеголовка, то и ее бы давно выменяли на самогон.
— А зверь куда девался?
— Не знаю… Там, наверно, остался… и он, и Витька, — Головин приподнял руку и указал в ту сторону, где раньше был погреб, но тотчас зашелся в кашле, на губах у него выступила розовая пена. Фельдшер уже всерьез оттолкнул начальника розыска и склонился над пострадавшим.
Логинов выпрямился, уступая место медикам. Кое-что уже вырисовывалсь. Вполне мог зверь забраться в погреб, тем более что вон он, старый склад, за оврагом, за Кольцевой улицей.
Вылез из логова, отправился на промысел, забрел к Катерине. Но не то спугнула его бабка Наталья, не то так почему-то ушел и вот сюда приперся. А на речи Головина о чудищах с руками вместо лап внимания можно не обращать. В шоке человек, в бреду. Но как не обращать, когда все наворачивается и наворачивается вокруг этого треклятого медведя какая-то чертовщина! Бродит по улицам безбоязненно. Собак везде столько, цепи бы уже пообрывали и стаями на него кидались. Но будто сторонятся его собаки. А они ведь тут все, от бродячих до промысловых, по крови охотничьи. А охотничьи собаки в лесу опасного зверя не боятся. Они, Логинов много раз видел, от непонятного хвосты поджимают, от такого, что им инстинкт не может объяснить. Выходит, и медведя этого они не понимают. Почему? Что с ним такое?
Одно утешает: если верить Головину, кажется, отгулялся зверюга.
Николай оглядел разгромленную, дымящуюся усадьбу: дом со съехавшей набок крышей и пустыми провалами окон, разметанный забор; деревья с поломанными, обвисшими ветвями. В центре перепаханного взрывом двора курилась громадная воронка, по краям которой кое-где дыбились размочаленные обломки бревен — остатки мощных перекрытий погреба.
С огнем пожарные уже справились, но над всем этим хаосом висела густая пелена едкого дыма. Сквозь дым ослепительно сверкали фары двух пожарных машин и подоспевшей милицейской техники. В сверкающем мареве суетились люди в серой форме и неуклюжих брезентовых робах, мелькали красные околыши фуражек, тускло отсвечивал зеленью металл пожарных касок. Николай подумал, что так, наверное, должна выглядеть война.
Его не оставляло чувство, будто весь нынешний вечер он бежал по резиновой дорожке тренажера или навстречу движению эскалатора, спеша, но оставаясь при этом на месте. События же, в соответствие с законом всемирного сволочизма, развивались из всех возможных вариантов по наихудшему.
Из сверкающей дымовой завесы вынырнул Онуфриев. Во всеобщей кутерьме Логинов не заметил, когда прибыл начальник райотдела, но тот, оказывается, успел уже оценить обстановку и выглядел даже довольным, оттого, по-видимому, что дальнейшей опасности нет, взрыв оказался всего лишь несчастным случаем на бытовой почве, жертв — считай — одна, и то еще достоверно не установлено. Так что шума большого не поднимется и комиссий никаких не понаедет. Тем не менее доклад Николая шеф выслушал со вниманием.
— Медведь, значит, в погреб забрался? Ну-ну. Надо будет утром качественный осмотр сделать. Если был медведь, должно от него хоть что-то остаться, шерсть, куски какие-нибудь. А то, может, и брехня. Наплел Головин.
— Не нарочно же они сами себя взорвали, — возразил Николай.
— Не нарочно. А по неосторожности — могли. Теперь Леха на медведя валит.
— Если б он выкручиваться вздумал, про тротил вообще бы промолчал, сказал бы: не знаю, чего там брат в погреб натаскал и что взорвалось.
Логинов почти не сомневался в правдивости слов Головина. Оставалось распустить по домам охотников, дожидающихся в райотделе. Теперь его беспокоила другая проблема, о которой начальник РОВД пока ничего не знал. Николай надеялся хоть тут поспеть вовремя.
— Поеду я, — сказал Логинов, оглядываясь по сторонам.
— Торопишься! — не одобрил Онуфриев. — Хотя — чего тебе здесь делать? Если надо…
— Надо.
— Ну, давай, — махнул рукой шеф. — Вон, пусть тебя гаишник подбросит.
36
Лейтенант Василий Седых злился с самого утра.
Ни свет, ни заря, молодого специалиста разбудил помощник дежурного по отделу, пиная ногой дверь его комнаты в холодной, провонявшей сыростью, потом и табачно-спиртным духом общаге. Бранясь — нету покоя от ментов долбаных! — соседи но комнате попрятали головы под подушки.
Перво-наперво лейтенанту пришлось извлекать из печи горелый труп алкаша-кочегара, потом мотаться по бичевским притонам, вытаскивая из зловонных куч тряпья вшивых, чахоточных, покрытых коростой бомжей. Весь день Василия преследовал тошнотворный запах мочи, блевотины и впитавшегося в плоть бывших людей перегара.
Пообедал он в столовке, но после богатых утренних впечатлений кусок не лез в горло. Во второй половине дня беготня чуть улеглась. Часа в три позвонила Натаха, бухгалтерша лесодобывающей артели, тридцатилетняя да незамужняя. Натаха таким тоном разговаривала с Василием и такие произносила слова, что у него пришел в движение известный орган. К тому же был ему обещан хороший ужин под Натахино домашнее «снадобье».
Но тут начальство обнаружило, что опер, которому полагалось сегодня дежурить, три дня, как отбыл в отпуск. Не долго думая, захоботали молодого Василия. Так что вместо приятного вечера вышел облом и сплошное разочарование.
Лейтенанта в последнее время преследовало единственное желание: повидать такую работенку в белой обуви, в красном ящике.
После школы в армию идти было в ломы. Ловить там нечего, еще на какую-нибудь войну загремишь. На вуз у родителей бабок не хватало. Зато у отца был друг в ментовке, полковник. Отец вошел с полковником в тесный контакт.
В юридическом институте МВД за учебу платить не требовалось. Зато поступали туда строго по блату: дети и родственники милицейских чинов и прочих важных людей.
Или по их же протекции. У папаши хватило средств подмазать и полковника, и тех, кто сидел на приеме. А через четыре года, когда замаячило распределение по местам службы, знакомый полковник уже ушел в отставку, а средств у семьи не прибавилось. Вот и загнали в эту задницу, в Октябрьск. Можно было, конечно, не ехать, так все равно в армию загребут!
