Вячеслав Романцев - Корабль-призрак
Мысль о том, что его послание попадет в руки неграмотным рыбакам, способным растопить драгоценными документами печку, Андерсон старательно отгонял. Ничего, рыбаки люди практичные, стараются из всех сделанных в море находок извлечь максимальную пользу... Рано или поздно бумаги угодят к тем, кто сумеет в них разобраться.
Затем началось бесконечно долгое ожидание у распахнутого иллюминатора. Не обращая внимания на донимающий холод, на звуки перестрелки, временами раздающиеся на корабле, шкипер терпеливо всматривался в затянутое туманом море.
И в конце концов дождался: на границе видимости мелькнул двухмачтовый парусник – однако между его мачтами густо дымила труба, у борта пенило воду гребное колесо...
«Да вы уже совсем большие мальчики, – подумал шкипер. – Пора вам получить игрушку посерьезней динамита и пироксилина... Ловите!»
Алюминиевый цилиндр описал красивую параболу и упал в море. Несколько секунд Андерсон различал его металлический блеск среди белых барашков волн, затем потерял из вида.
Дрожа, постукивая зубами от холода, он задраил иллюминатор. Простуда обеспечена... Ну и черт с ней... Если случится чудо: столкнувшиеся на корабле банды перестреляют друг друга, а затем прилетят на вертолете спасатели, – наплевать на кашель, на насморк, даже на пневмонию...
Если же чуда не случится – тем более наплевать.
2.
Лесник с трудом сдержал болезненный стон. Хотя никакой физической боли не испытывал.
Вот, значит, как оно бывает...
ЭТО подкралось неожиданно и ударило исподтишка. Только что Лесник смотрел на Буланского, вслух мечтающего заглянуть в сорок четвертый год, затем вспомнил их встречу в Царском Селе – и пришло ОНО.
Память разорвалась, раздвоилась на два потока – отчаянно противоречащих друг другу. Два ярких, реальных – и разных – воспоминания об одних и тех же событиях. Казалось, в голове ведут яростный спор два оппонента, совершенно глухих к доводам друг друга:
«Все было так!»
«Нет, все было иначе!»
«Ее звали Анна!»
«Нет, ее звали Мария!»
«Мне прострелили правую руку, я месяц валялся в госпитале!»
«Нет, пуля лишь оцарапала два пальца!»
Встревоженный голос Старцева с трудом пробился сквозь перебранку внутренних спорщиков, и смысл слов Лесник уловил не сразу. Потом разлепил-таки губы:
– Со мной... все в порядке...
Ничего не в порядке... По крайней мере с ним... А дальше станет хуже... Трещина в памяти будет расти, каждый разговор, каждое слово Лесника, сказанное сейчас Буланскому, что-то меняют в поведении Богдана – в грядущем его поведении... Крохи информации, попадающие сейчас к будущему ренегату и изменнику, как бы ни старался Лесник держать язык за зубами, – кажутся незначительными: камешки на фоне горы. Но покатившийся вниз камешек способен вызвать убийственную лавину.
– Со мной все в порядке, – повторил Лесник. Голос звучал значительно тверже.
Похоже, лишь Юхан Азиди понял суть происходящего. По крайней мере Леснику почудилось понимание в его ехидной усмешке. Трудно даже представить, что творится в мозгу араба, расколотом десятками, если не сотнями таких трещин...
3.
Автоматы арабов со стуком ложились на палубу. Рядом ложились их «бронеплащи», вновь аккуратно скатанные в виде оранжевых ошейников.
Лесник рассеянно наблюдал, как боевики Халифата готовят к спуску спасательную шлюпку – чувствовалось, что люди Юхана Азиди неплохо знакомы с этим устройством, столь удивившим шкипера Андерсона.
Не оставляло чувство смутного беспокойства: казалось, что упущено нечто важное, нечто нужное... Какая-то смутная догадка пришла в голову Леснику незадолго до того, как он обнаружил трещину в собственной памяти. Но какая? Он последовательно, детально вспоминал все их переговоры с Азиди... Нет... Ничего... Только неявственное ощущение ускользнувшей мысли.
Сзади неслышно подошел Буланский. Вернее, лишь он считал, что неслышно.
– Испытываю немалые сомнения, господин Урманцев, – честно и открыто признал Богдан.
– Касательно чего?
– Касательно нашего пребывания на данном корабле. Вернее, того, как доклад об оном пребывании будет выглядеть в глазах начальства, – как моего, так и флотского... Будь я уверен, что корабль сей можно вновь обнаружить и отбуксировать в один из российских портов, и что рекомые действия послужат ко благу России – не сомневался бы ни минуты, изложив невероятные наши приключения с исчерпывающей точностью, даже с риском прослыть умалишенным. Либо остался бы здесь, на борту, вместе с мотористом с миноноски, попытавшись освоить управление. Но, буде даже такая возможность осуществится, – не уверен в ее пользе для судеб отечества. Боюсь, что загодя выкорчевав какую-либо опасность, грозившую стране в прошлом, можно невзначай создать две новых, неведомых, – а пытаясь исправить и их, натворить еще больших бед...
Буланский замолчал, и Лесник подумал: «Нет, беспринципным авантюристом ему еще предстоит стать. А пока что рядом стоит идеалист, верящий в дело, которому служит. Хотя с весьма честолюбивыми замашками, конечно...»
– К тому же, – продолжал Богдан, – в нынешнем походе эскадры Рожественского мне поручено дело, способное решить судьбу Империи – в самом прямом смысле. Рисковать им не имею права, как бы ни хотелось привезти в Россию хоть что-то из здешних технических чудес...
Тем временем одно из упомянутых технических чудес – цилиндрическая спасательная шлюпка – коснулась воды. Опасения шкипера Андерсона оказались напрасны: превращение «консервной банки» в плавсредство произошло автоматически. Раздалось громкое шипение, словно на огромных размеров сковороду кто-то щедро плеснул воды, цилиндр распался по невидимым ранее швам, металлические лепестки развернулись, вытягиваясь... Через несколько секунд на волнах закачалась шлюпка, пусть и не вполне привычного вида.
– Но помимо всех соображений здравого смысла, – снова заговорил Буланский, – есть у меня и некое далекое от логики чутье, – которому, грешен, привык доверять.
– И какое же решение подсказывает вам чутьё? – спросил Лесник с легким скепсисом.
– В том и дело, что никакое... Не знаю почему, но кажется мне, что оба варианта ведут к проигрышу... И оставить в покое эту дьяволом посланную игрушку, и попробовать ею завладеть – одинаково гибельно.
– Мое мнение вы знаете: «Тускарора» должна быть затоплена. Нельзя переписывать в истории даже самые мрачные страницы.
– Так то оно так, но... Но мы ведь оба понимаем: корабль завершает по меньшей мере второй цикл своего путешествия по временам, кто бывал на его борту, чем занимался – неизвестно. Утопив его сегодня, мы имеем полную возможность встретиться в будущем с этим вынырнувшим из пучины Фениксом... Хорошо, господин Урманцев. Предлагаю вам небольшую сделку: я сделаю всё от меня зависящее, чтобы история пошла своим ходом и никто не попытался ее изменить. А вы, со своей стороны, ответите мне на два вопроса. Вопросы о моем будущем и вашем прошлом. Вернее, не о моем и вашем – о будущем и прошлом Империи. Ответите хотя бы намеком... Хотелось бы знать, что избранный путь не ведет в пропасть.
