Джанин Фрост - На полпути к могиле
Мужчина свернулся калачиком, как ребенок, и опустил голову на локоть. Он уже спал.
— Нам нужна машина, которой они не станут искать, — объяснил мне Кости.
Я пошла за ним к новому средству передвижения. Мы уже ехали по шоссе, когда я обратилась к нему:
— Покажи мне записку. — Раньше, когда мы ехали на мотоцикле, я об этом не просила, боялась, как бы на скорости сто с лишним миль в час ее не унесло ветром.
Кости чуть заметно помотал головой и вытащил из-за пояса записку.
— Ты не поймешь. Они знали, что я пойму.
Я бережно развернула листок — единственный ключ, который поможет отыскать мою мать.
«Возмести потери. Дважды со смерти дня».
— Это значит, она еще жива?
— Если им верить.
— А ты веришь? Нет ли у вампиров… какого-нибудь кодекса, запрещающего лгать о заложниках?
Он покосился на меня. Жалость на его лице не внушала надежды.
— Нет, Котенок. Но Хеннесси может счесть ее полезной. Твоя мать еще красива, а ты знаешь, как они поступают с красивыми женщинами.
Меня обожгла раскаленная добела ярость, но я знала, что он мне не лжет. Ложь мне не поможет, а правда, возможно, спасет ее, если я совладаю с яростью и в кои-то веки не наделаю глупостей.
— Где мы должны с ними встретиться? Как я понимаю, они назначили время? Чего они ждут? — Вопросы бурлили у меня в мозгу, я не успевала выпаливать их, и Кости вскинул руку.
— Дай я сперва найду место, где остановиться, тогда и поговорим. Нам ни к чему еще и прятаться от полиции.
Я молча кивнула, прижала руки к груди. Кости проехал еще миль двадцать, потом съехал с трассы к мотелю.
— Подожди здесь минутку, — попросил он в ответ на мой недоуменный взгляд.
Я просидела в машине десять минут, потом он вернулся и проехал к заднему краю участка. Место было не высшего класса, и я поймала несколько хищных взглядов со стороны околачивавшихся вокруг личностей.
— Идем. Нам туда.
Не глядя по сторонам, он взял меня за руку и провел в номер 326. Внутри домик выглядел так же негостеприимно, как и снаружи, но мне было не до того.
— Зачем мы здесь? — Ясно, что не ради любовного свидания.
— Здесь не так близко к шоссе, мы будем привлекать меньше внимания и сможем поговорить без помех. Здесь замечают только разъезжих продавцов наркоты. Заодно ты можешь смыть кровь.
Мельком глянув на запекшуюся на ладонях кровь, я снова уставилась на него.
— А время у нас есть?
Кости коротко кивнул:
— Несколько часов. Дважды со смерти дня — значит в два после полуночи. Полночь — смерть дня, и они назначили через два часа после нее. Догадываюсь, что они хотели дать тебе побольше времени, чтобы ты успела узнать о смерти бабушки с дедушкой и связаться со мной.
— Как предусмотрительно. — Голос у меня сел от ненависти. — А теперь объясни, что они предлагают. Предлагают же что-то? Меня за нее? Он хочет получить наживку, которая едва не довела его до смерти?
Кости подвел меня к кровати и усадил. Я вся окоченела от гнева и тоски. Он присел передо мной на корточки и сжал мои окровавленные руки. Лампу он не включал, но я и так его видела. Волосы белели в лунном свете, лицо походило на оживший мрамор.
— Ты же знаешь, Котенок, ты Хеннесси не нужна — ему нужен я. О тебе он и не думает — разве только о том, как тебя можно использовать. Понимаешь, милая, они выжмут из твоей матери все о тебе. Может, на наше счастье, они не додумаются задать нужных вопросов. Я сам не поверил, когда ты сказала, кто ты такая, меня только твои глаза убедили. Даже если твоей маме придется рассказать и об этом, они могут решить, будто она бредит, и не обратить внимания. Наверняка они уже вломились к тебе в квартиру, искали тебя. Может статься, эти детективы, заявившиеся с утра и спугнувшие тебя, спасли тебе жизнь. Оружие твое они, конечно, найдут, но могут решить, что это мое, и я хранил его у тебя удобства ради. Им нужен я, я к ним и пойду. Тебя они не ожидают. Это наше единственное преимущество.
— Кости, не надо. Ты лучше скажи мне, где она, и пойду я. Ты сам сказал, они меня не ждут.
Речь шла о моей матери, так что я, что бы там ни было, непременно пошла бы, а ему вовсе незачем было рисковать собой ради женщины, которой, может, уже нет в живых.
Он на минуту опустил голову мне на колени. Потом ответил:
— Как ты можешь даже предлагать такое? Прежде всего, это я виноват, что втянул тебя, хотя все во мне кричало не допускать этого. Потом, надо было убить тогда этого Дэнни, как я и собирался. Или уж, по крайней мере, заставить его забыть, что случилось с его рукой. Тогда бы он не выдал полиции твоего имени. А я был зол и хотел, чтобы он запомнил, кто это с ним сделал и за что. Конечно, пойду я. Даже Хеннесси, который понятия не имеет, что я тебя люблю, знает, что я приду. Все равно, даже если она уже мертва и остается только отомстить. Я пойду и, клянусь тебе, оторву руки каждому, кто коснулся твоих бабушки и дедушки. Хоть это я могу для тебя сделать. Меня одно пугает: что ты, может быть, снова станешь видеть во мне чудовище, раз это сотворили вампиры.
Кости смотрел на меня не отрываясь, и его глаза отсвечивали розовым. Вампирские слезы, так непохоже на прозрачные соленые капли, зигзагами сбегавшие у меня по щекам. Я сползла вниз, села на пол и обняла его. Только он был надежным и постоянным в рушащемся вокруг меня мире.
— Я всегда буду тебя любить. Этого никто не изменит. И что бы ни случилось еще, я буду тебя любить.
Дальше той ночи мои иллюзии не заходили. Нам предстояло самим войти в ловушку, откуда мы, по всей вероятности, уже не выйдем. Моя мать сейчас, если была еще жива, умирала от ужаса, а я ничего не могла поделать, только ждать. Быть может, мы с Кости в последний раз обнимаем друг друга. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить даром хоть минуту.
— Кости. Возьми меня. Я хочу почувствовать тебя в себе.
Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза, через голову стянул рубашку. Моя полетела на пол следом. Он расстегнул на мне пояс, отцепил ножи и пистолеты, стянул сапоги вместе с кольями. Эластик, пропитавшийся кровью, лип к коленям, но я вытолкнула из памяти образы скорчившихся тел бабушки и дедушки. Они не ушли далеко. Я до конца жизни буду видеть их в кошмарных снах. Если доживу до того, чтобы еще раз уснуть.
— Я знаю, о чем ты думаешь, но ты ошибаешься. Это не прощание, Котенок. Я не для того протянул двести лет и нашел тебя, чтобы потерять через каких-то пять месяцев. Я хочу тебя, но это не прощание. Мы выкарабкаемся.
Кости гладил мое тело с такой нежностью, будто я вся была из хрупких стеклянных бусинок. Его губы следовали за ладонью, а я старалась пальцами впитать память о его теле. Я ни на минуту не верила, что это не в последний раз. И все равно, я любила и была любима, и ничего не было важнее этого. Это перевешивало одиночество всех прошедших лет. Для Кости пять месяцев были слишком коротки, а я не верила, что мне дарована такая долгая радость.
