Николай Берг - Мы из Кронштадта, подотдел очистки коммунхоза (Часть 2)
То, что по мне никто еще ни разу не бабахнул успокаивает, видно эта пара вся тут и осталась. Беглый осмотр перевернутого и расстрелянного квадроцикла ясно говорит — и эта машинка свое отслужила. На обратном пути, уже немного успокоившись, прикидываю, откуда пулеметчик лупил по фургону, нахожу там брошенный ручной пулемет — он даже и сейчас раскален, жжет сквозь перчатки руки. Запыхавшись добегаю до фургона, оглядываюсь в поисках партнера. Тот тихим свистом обращает на себя внимания, притаился в траве чуток поодаль. И вдруг становится тише. Осточертевший рев танковых двигателей меняется, такое впечатление по изменившемуся звуку, что машины разъехались и встали, работая на холостых.
Интересно, какой в этом смысл и что это означает конкретно для меня сейчас? Звукозапись-то ведь обдумывалась, когда ее подбирали, не просто ж так. Прикидывалось, какое она моральное воздействие на противника окажет, да и прогнозировались ответные действия. Нас вот героичных тут прикрытием оставили. Предполагали, значит, что возможно гости на шум заглянут?
— Дальше что? — спрашиваю я осторожно осматривающегося напарника. Спрашиваю потому, что не имею ни малейшего представления о том, что дальше-то делать.
— Нам еще минут десять позицию держать надо, не меньше — отвечает он мне.
— Мне тебя перевязать надо — настойчиво говорю ему.
— Зачем? — искренне удивляется он.
— У тебя ноги перебиты — по возможности деликатно просвещаю раненого. В шоке люди не замечают самых очевидных вещей и написанное, например, Ремарком о том, что на перебитых конечностях сгоряча человек еще и бежать может — совершенная правда.
— А, это… да, хорошие ноги были, жалко — как то нелепо соглашается красавец.
— Конечно жалко — соглашаюсь и я с ним и лезу в сумку за бинтами. Он грустно улыбается и задирает штанины. Ну да, все верно, конечности перебиты, это я правильно заметил, только вот ниже колен у него протезы на обеих ногах, так что его грусть понятна, такие ноги и впрямь жалко, не более того. Мне становится понятно и почему он не вылезал из кузова и почему на нем были не берцы, а ботинки и штаны навыпуск… Даже немного стыдно — не того, что я на него злился, а того, что сразу не заметил, что это безногий инвалид… С другой стороны все просто отлично — куда лучше такой расклад, чем перебитые очередью ноги и тяжелораненый на руках. Хотя с такими изуродованными протезами он опять же не ходок, а по машине уж больно задушевная очередь прилетела, сомнительно, что она ехать сможет, хорошо хоть не загорелась.
— Этот автомат вы с второго сняли? — спрашивает красавец.
— Ага. Пуля ему в переносицу попала.
— А рожки забрали? — кивнув на сообщение о попадании, продолжает напарник.
— Нет. Некогда было — ворчу я, так как понимаю, что вообще-то забрать боеприпасы — недолгая работа, и мне сто раз говорили — без боезапаса оружие бесполезный кусок железа.
— Лошади там? — продолжает спрашивать безногий.
— Одну видел.
— Тогда так, гляньте что с машиной, если на ходу, закиньте трапик и подгоните ее поближе, чтоб мне на четвереньках-то не бегать. Квадры совсем в утиль?
— Не знаю. Один-то скорее всего да, там пулевых меток было много и заметил, что пуля в диск попала, этот, автоматный который. А второй кверху колесами лежал. Я его не осматривал подробно. Но и в нем дырок с десяток.
— Понял, давайте гляньте, что с машиной! — командует безногий.
Ага. Я сам-то не понимаю, что отсюда сваливать надо, мне тут так понравилось, что я собираюсь здесь навеки поселиться, как же, как же.
Хлопнувший выстрел из трофейного АК сбивает меня с потока язвительных мыслей. Та самая голая девчонка в носочках, вылезшая совсем рядом из кустов, валится навзничь, инвалид поворачивается ко мне и уже просительно добавляет:
— Побыстрее бы, а?
Трапик не хочет лезть в кузов, оно и понятно — пули разворотили внутренности салона так, что там ногу поставить некуда, обломки какие-то везде и пыль еще висит плотно, откуда только взялась-то. Вижу разбитые мониторы, рация валяется на замусоренном полу и выглядит… Ну как выглядит несколькими пулями прострелянная рация? Ладно, хватаюсь за трапик. Запихиваю наполовину, дальше не лезет, бегу к кабине. Там все в порядке, завожу двигатель…
То есть пытаюсь его завести. А он этого не хочет, хотя стартер воет. Еще раз, еще раз — не хочет. Корячусь, поглядывая на полянку, где встревоженным сусликом торчит из травы напарник. Опа, а это что? А вроде как воняет горелым? Точно воняет! Так, придется под капот лезть, смотреть…
Когда выскакиваю из машины и двигаю к капоту, инвалид окликает:
— Что там?
— Да, горелым воняет, сейчас гляну, что там такое — через плечо отвечаю ему.
— Стой! — очень резко рявкает напарник.
— Что?!
— Если там что-то коротит и горит, ты воздух огню подашь, когда капот наопашь откроешь, тебе харю опалит, а машина сгорит точно!
— И что делать прикажешь? — я тоже демонстративно перехожу на 'ты'.
— Если что-то дымит, значит ключ из замка зажигания вынь первое дело — торопливо инструктирует он меня — обесточь машину! И огнетушитель сразу бери — он в кабине слева.
— А ты что ли горел, что так все знаешь? — огрызаюсь я, но лезу в кабину, вынимаю ключ и тяну огнетушитель из крепления.
— Горел, горел… Теперь капот не поднимай полностью, а так, на пару пальцев, не спереди, сбоку стой! Что видишь? Огонь есть?
— Нет. Дыма есть немного.
— Черт! — снова хлопает АК.
— Что? Зомби? — дергаюся я и верчу башкой.
— Не отвлекайся, что с машиной? — достаточно спокойно, но злобно уже говорит калека.
— Не вижу! Дымно и темно — просвещаю я его.
— Тогда фукни туда струей из огнетушителя-то. Да пломбу-то сдери, сбоку она, ты ж ручку так не надавишь! Раструб туда направь! В щель — продолжает красавец…
— А долго фукать-то?
— Скажи и-раз — хватит — инструктирует безногий.
Раструб не лезет в приоткрытую щелку, откуда ползет какой-то несерьезный дымок, словно там пара секретарш курят… Пломбу я содрал, управление этим девайсом простое — держу тяжеленную красную штуковину за ручку, надавливаю на пусковую рукоятку, неожиданно огнетушитель стремно и громко шипит, дергается в руках и вместо того, чтоб мирно поливать пространство под капотом фигачит морозной струей углекислоты в сторону, чуть не вывернувшись из рук.
— Крепче держи! — очень мудро подсказывает красавчик на тот случай, если я сам не сообразил.
— Догадался уже! — огрызаюсь я. Ну не пользовался я этой техникой, откуда мне знать, что тут чистый реактивный двигатель получается, когда сжиженная углекислота в раструбе превращается в газ, да еще с таким понижением температуры, что пальцы не мудрено обморозить, если схватиться за что неположенное.
