Стивен Кинг - Мизери
– Пусти меня, сволочь!
Йен продолжал ожесточенно избивать своего старинного друга, за которого – в нормальном состоянии – отдал бы жизнь.
– Ты хочешь убить ее, чтобы доказать свою любовь? – тихо спросил Джеффри. – Если ты этого хочешь, тогда избей меня, я потеряю сознание, и ты сможешь идти.
Кулак Йена замер в воздухе. В безумных глазах появилось нечто по крайней мере похожее на понимание.
– Я должен идти к ней, – пробормотал он как во сне. – Извини меня, Джеффри, мне очень жаль, мне действительно жаль, не сомневаюсь, ты понимаешь, но я должен… Ты же видишь…
Он оглянулся еще раз, как бы желая убедиться, что его глазам открылось нечто жуткое, и еще раз рванулся туда, на поляну, где, привязанная к стволу эвкалипта, единственного на поляне дерева, стояла Мизери. Руки ее были заведены за голову. На запястьях блестела вещица из вороненой стали, накрепко соединившая ее с нижней веткой эвкалипта; вещица, которая пришлась по душе бурка после того, как они отправили барона Гайдцига в пасть идола, отправили на страшную смерть. Наручники барона.
Теперь Езекия схватил Йена, но кусты опять шурша раздвинулись. Джеффри выглянул на поляну, и у него перехватило дыхание. Наверное, сходное чувство испытывает человек, которому предстоит карабкаться на крутую скалу с мешком опаснейшей и ненадежной взрывчатки в руках. Один укус, подумал он. Всего один укус, и для нее все окончено.
– Нет, босс, не надо, – терпеливо, хотя и испуганно, говорил Езекия. – Правильно тот босс говорит… Вышли вы отсюда, и пчелы проснулись. А пчелы проснулись – кусаются, что одна, что тыща. Пчелы проснулись – мы умерли, а она первая, и очень больно.
Йен, стоящий между двумя друзьями, белым и чернокожим, постепенно успокаивался. Он повернул голову в сторону поляны, повернул неохотно и со страхом, как будто не хотел смотреть и не мог удержаться.
– Тогда что нам делать? Что мы должны сделать для моей бедной любимой?
Не знаю, чуть не сорвалось с языка у Джеффри, и он едва удержался, чтобы не высказать этого вслух – настолько сам он был в отчаянии. Уже не в первый раз ему пришло в голову, что Йен обладает женщиной, которую сам Джеффри так глубоко (хотя и тайно) любит, и из-за этого позволяет себе быть эгоистом, позволяет себе почти по-женски впадать в истерику, а Джеффри обязан держать свои чувства при себе. В конце концов в глазах всего мира он не более чем друг Мизери.
Да, не более чем друг, подумал он с иронией, граничащей с истерикой, и снова посмотрел на поляну. На своего друга.
