Николай Басов - Смертное Камлание
# 4.
День был пасмурный и хмурый, как всегда бывает в Ленинграде в это время года. Не замерзнуть бы в демисезонном пальто, думал Рыжов, выглядывая из небольшого кафе, устроенного в какой-то боковой комнатке гостиницы, где подавали странный, очень темный чай, разные булочки и сметану. Сметана оказалась получше, чем в подобных забегаловках в Москве, поэтому он умял два стакана с хорошим, крупным, едва ли не прозрачным в каждом кристаллике сахаром.
Впрочем, ему ли судить о таких дорогих и привелигерованных гостиницах в Москве? Там он всегда обходился жильем в выделенной комнатухе, а еще раньше и вовсе обходился армейским постоем, когда они копытили степи от Оренбурга, и до… Вот до Иркутска он не дошел, не вышло, а жалко. Он до сих пор думал иногда, вот было бы здорово догнать белогвардейцев на Тихом океане, как пелось в песне, и именно там закончить поход. Все же, что ни говори, новые земли, люди, новые заслуги… Хотя бы перед собой. Начальство-то редко награждало, особенно тогда, в двадцатом, когда они только начинали гнать колчаковцев. Да и позднее не баловали признанием вот таких эскадронных, каким он был тогда…
Едва он вернулся в свой номер, как в дверь постучали. А он как раз брился, но откликнулся, полагая, что это может быть горничная, которая пришла по своим, горничным делам, но оказалось… Он хотел вытереться полотенцем, но вошедший человек почти благодушно махнул рукой и сказал отчетливо командным голосом:
– Вы брейтесь. Вы же тут дома, это я – в гостях.
Каково таким вот людям бывать в гостях, было понятно – они все оценят, все увидят, и даже гостиничный беспорядок не введет их в заблуждение. Продолжая скрести подбородок бритвой, Рыжов в зеркало присматривался к своему… гостю. А посмотреть, пожалуй, было интересно.
Мужичина был плотным, не слишком высоким, но сильным, с почти квадратными плечами, и пожалуй, слишком маленькой на таких плечах головой. Был он по-военному выбрит, даже брови у него казались выбритыми, хотя, конечно, оказались просто светлыми.
От такого человека неосознанно, против его желания даже, исходило отчетливое ощущение угрозы, а не только силы. Она прочитывалась в повадках, в темных на этом светлом лице глубоко посаженных глазах, в привычке держать руки сжатыми в кулаки.
Все же Рыжов выбрился, умылся, и уже, довольный, что успел, быстро накинул рубашку и пиджак.
– Хорошо, что вы в штатском, – сказал гость. И тут же протянул руку, – Сабуров, вас обо мне предупреждали.
Он не оговорился, о Сабурове следовало именно «предупреждать», и никак иначе.
– Мне приказали обратиться к вам, – согласился Рыжов.
– Садидесь, товарищ Рыжов, поговорим о нашем деле.
Он всегда и везде должен был контролировать ситуацию, тем более, если разговаривал с младшим по званию, и все же пробовал быть вежливым. Рыжов уселся в кресло, не слишком вольготно, в присутствии Сабурова не хотелось сидеть удобно, наоборот, следовало сидеть так, чтобы в любой момент можно было подняться на ноги, почему так получалось, Рыжов не вполне сознавал.
– Должен сразу доложить, что сейчас, в интересах дела, я нахожусь на Гороховой, в рядах нашей доблестной милиции, – Сабуров попробовал чуть усмехнуться, но эта вышло у него не слишком убедительно. – Но и там ко мне обращаться следует только в крайнем случае. – Он спокойно, даже лениво посмотрел, как Рыжов оценил эту первую вводную, и поднялся.
До этого он сидел во втором гостиничном кресле, но видимо, не умел приказывать сидя, ему нужно было расхаживать, он и принялся расхаживать с неосознаваемой грацией хорошо тренированного человека.
– В последнее время к нам, в органы ГПУ, стали приходить… довольно необычные письма. По ним получается, что какие-то шаманы, скорее всего, с северных окраин, хотят добиться своими действиями смерти товарища Сталина. Возможно также, что целью их являются и другие руководители нашей партии и правительства. По сути, это тихий, незаметный на первый взгляд контреволюционный мятеж, который мы и должны расследовать, и в случае, если за этим стоят сколько-нибудь серьезные угрозы, ликвидировать его. – Он посмотрел на Рыжова своими глубокими глазами, оценивая, какое впечателние произвели на него эти слова. – Повторяю, в первую голову мы должны защитить нашего дорогого, глубоко чтимого вождя. Для этого вас и вызвали, чтобы вы со своим опытом оценили и дали заключение, насколько это реально. Мне докладывали, у вас есть такой опыт, вы расследовали очень необычные дела.
Рыжов не знал, что ему ответить, поэтому просто кивнул.
– Как вы будете вести дело, я не предполагаю. Со своей стороны мы наводим справки о так называемых темных шаманах, которые умеют убивать людей, не контактируя с ними напрямую, какими-то наговорами или заговорами… Не знаю, как лучше сказать, но вы понимаете?
– Я понимаю.
– Вы верите в такую возможность?
– Заранее сказать не могу, нужно работать, чтобы понять, насколько все это реально. Как вы сами это признаете.
– Пятеро подозреваемых, а скорее всего, виновных… служителей этого культа находятся сейчас у нас в Крестах. Содержат их пока не очень жестко, с ними еще плотно не работали. Причины, по которым они у нас толком не разрабатывались, вас не касаются.
– И все же, мне следует с ними поговорить. – Рыжов решил действовать суховато, но и с напором. – Встреча эта необходима.
– Встретитесь, я распоряжусь, – Сабуров все же решил сесть, потому что Рыжов не поднялся, когда он расхаживал по номеру.
Доверительная интонация, которую Сабуров выбрал для этого разговора, кажется, позволяла Рыжову такое поведение.
– Но вот ведь какое дело, если эти люди с далекого севера и плохо понимают русский язык, следует позаботиться, чтобы….
– Языковой барьер, – усмехнулся Сабуров. – Это понятно. – Он помолчал, и снова оценил Рыжов с ног до головы. – Вы у нас – товарищ из Москвы, почти проверяющий. Мы сделаем для вашей работы все, что нужно. Даже придадим вам товарища Мурандона, он из северян, говорит на нескольких диалектах и знает, правда, поверхностно, суть этого задания… Советую вам быть с ним все же осторожным, не посвящать его в детали. Вашего сотрудника вы знаете как инструктировать, и сколько ему следует открыть, чтобы он был полезен… Вот только один совет, по-дружески, так сказать. Имя Мурандон, по русски, гм, не очень благозвучное, поэтому лучше обращайтесь к нему товарищ Муран.
И словно он сказал что-то на редкость смешное, Сабуров беззвучно рассмеялся. Этого Рыжов ждал, он хотел увидеть, как этот человек смеется, и то, что он теперь видел, ему почему-то не понравилось. Это был смех человека жестокого, умеющего ломать волю других людей. Трудно было сказать, что вызывало такое впечатление, то ли глаза его при этом не смеялись, как следовало бы, то ли он раздвинул губы не в полноценной улыбке, а ощерился, словно одновременно со смехом мог и зарычать, как тигр, или просто потому, что он не разжал зубы… Он вообще говорил, почти не разжимая зубов, да, решил Рыжов, пожалуй, в этом причина такого впечатления.
