Сергей Пономареко - Седьмая свеча
Глаза у него были по-прежнему закрыты, словно таким образом он мог сильнее сгустить вокруг тьму и сделать себя невидимым.
— Извините, то есть спасибо… это я случайно, такая темень… заблудился я… проклятие, ни один фонарь не горит… — залепетал он что-то несуразное.
— Глебушка, сколько раз я тебе говорила: не езди по живому на машине, не мочись на траву, она может пожелтеть и погибнуть! — Глеб узнал голос тещи и снова стал извиняться.
— Извините меня, пожалуйста, я больше не буду, Ульяна Павловна, — он наконец вспомнил ее отчество.
— Можешь называть меня мамой, Глебушка. Мы же с тобой родня. Конечно, не будешь ездить по траве, уж я за этим прослежу! И с рыжей ты продолжаешь встречаться, — упрекнула она его.
— Неправда, не встречаюсь я с ней больше! — крикнул Глеб и, вспомнив мертвое бледное лицо тещи, лежащей на диване, певчих, свечи, бросился назад.
Глеб лежал на кровати, закутавшись в ватное одеяло, и ему очень хотелось в туалет. Странный кошмарный сон наконец отпустил его сознание. По-прежнему густая темень окружала его. Он привстал и опустил ноги на холодный пол. Поискал в темноте одежду, но не нашел. Его стала бить дрожь, скорее нервная, чем от холода. Неужели этот сон сейчас обернется явью? На ощупь определил, что лежит на металлической кровати, а не на софе, и успокоился. Значит, он находится во второй комнате, а не в гостиной. Когда встал с кровати, она страшно заскрипела, нарушив тишину, и он испуганно замер. Хотя никого скрип не мог разбудить, ведь он должен быть в доме один. Маня сказала ему перед уходом, что до утра не вернется.
Он сделал несколько простых гимнастических упражнений, чтобы немного согреться. В соседней комнате послышались легкие шаги. Глеб почувствовал, как у него в прямом смысле волосы на голове встали дыбом. Он все еще надеялся, что это только слуховая галлюцинация, но шаги неумолимо приближались. Мрак в комнате нарушил крохотный огонек свечи, которую держало в руках нечто белое и длинное. «Погребальный саван!» — догадался Глеб, лишился дара речи и чуть не потерял сознание. Привидение приблизилось, погребальный саван развевался, смутно очерчивая фигуру, но лицо оставалось в тени. Сердцу стало тесно в груди, легкие сковал спазм.
— Извините, Глеб, но в это время у нас отключают электричество. Идемте, я вас проведу, — заговорило привидение голосом Мани, и Глеб облегченно вздохнул.
— Спасибо, а то я как-то потерял ориентацию, — сказал он, и ему стало стыдно, так как голос его дрожал — нервное напряжение еще не полностью спало. — Продрог чертовски, слышите, даже голос дрожит, а одежду не могу найти.
— Не волнуйтесь, я быстро проведу туда и назад, не успеете замерзнуть, — шепнула Маня и, взяв его за руку, повела за собой.
Рука была горячая и чуть влажная. Женщина шла довольно быстро, и Глеб удивился тому, что слабый огонек свечи выдерживает их темп движения. Вдруг она резко остановилась, и он налетел на нее и непроизвольно обхватил свободной рукой. Сквозь тоненькую рубашку он ощутил упругое горячее тело, и его сразу бросило в жар. Ночная рубашка спереди была с большим вырезом, и его рука скользнула по голой груди, слегка задев ее вершину, мгновенно отвердевшую. Женщина тихо вскрикнула от возбуждения и развернулась к нему лицом, на секунду задержав рукой его руку на своей груди. Глебу, испытывавшему сильное возбуждение, показалось, что на женщине, несмотря на холод в доме, ничего под рубашкой не надето. Чтобы проверить свое предположение, он провел рукой по ее спине до поясницы и убедился, что прав. Она задрожала и тесно прижалась к нему, обвив его руками. Он обнял ее за талию и тут с удивлением почувствовал, что она падает, увлекая его за собой. Не успев толком испугаться, он оказался на ней и услышал, как под тяжестью их тел тихо скрипнула софа. Не оставляя ему времени на размышления, она опытной рукой освободила его от трусов, майки и начала жадно ласкать, приведя в состояние, близкое к эйфории. Забыв обо всем на свете, он предался с этой женщиной сумасшедшему сексу.
Глава 2
Глеб почувствовал, что замерзла нога, торчащая из-под одеяла, и проснулся. Он лежал на кровати в спальне, в трусах и майке, закутанный в красное ватное одеяло, на котором был старый пододеяльник. Через открытую дверь заглядывало серое утро. Комнатушка, служившая хозяйке спальней, была невероятно крохотной, здесь помещались только большая железная кровать с пружинной сеткой и полированными шариками на спинках и маленький одежный шкаф. Вначале Глебу показалось, что окон нет, но потом он понял, что единственное окно, закрытое ставнями, почти полностью загородил шкаф. Комната была очень узкая, похожая на нишу. От дыхания изо рта вырывался пар. Одежда Глеба громоздилась живописной кучей прямо на полу, возле шкафа.
Чертыхнувшись, Глеб соскочил с кровати и быстро оделся, мечтая о горячем чае. В доме царила тишина. В гостиной софа была сложена, Мани не было, и ничто не указывало на то, что не так давно они вдвоем на ней были охвачены необузданной страстью. На столе заманчиво поблескивал графинчик, в котором оставалось еще немного водки, но Глеб хмуро отвел от него взгляд. Возможно, ему придется с утра сесть за руль, а когда от тебя несет алкоголем, по закону подлости можно запросто напороться на гаишников. Вспомнив о запахе изо рта, он решил взять в машине туалетные принадлежности. «Да и побриться не помешает, — подумал он, проведя рукой по подбородку. — Правда, у некоторых народов в дни скорби родственники покойника не бреются, не причесываются, но у нас это не принято». Выйдя во двор, он увидел Маню, входившую через калитку. Она по-прежнему была одета в куртку-фуфайку и черный платочек.
— Доброго вам здоровья, — поздоровалась она. — Хорошо, что встали, а то я за вами. Сейчас придут копачи завтракать, и вас заодно накормлю. Еще надо будет поехать в колхозную камору — мясо выписали, нужно получить, а в одиннадцать заехать за пампушками к бабе Кате.
Ничто в ее поведении не указывало на то, что она разговаривает с мужчиной после ночи страсти. Лишь под глазами у нее появились синеватые отеки после бессонной ночи. Такое поведение Мани задело Глеба, и он иронично спросил:
— Ну, как прошли ночные бдения у гроба покойницы?
— Да как… Ни на минуту не удалось сомкнуть глаз. Целую ночь бабы приходили, прощались, будто другого времени у них не будет. А в пять утра надо было печь растопить — пирожки решили испечь с капустой и картошкой. А Олечка, сердешная, так на стуле и заснула, на рассвете. Решили ее не будить, а я за вами, позвать, значит, завтракать, — затараторила она, словно не заметив намека в его словах.
