Ричард Матесон - Смертельный номер
Гарри обнял ее плечи, и Кассандра бессильно оперлась лбом на его руку. Он ласково погладил ее и пробормотал, что ужасно сожалеет.
— Вероятно, это было подобно кошмару, — продолжал он.
— Боже! — Она разрыдалась, и будь я проклят, если это не звучало чертовски натурально. — Стоять на сцене, рядом с ним и видеть, как у него все валится из рук.
«О, погодите минуту, дайте мне понять, что происходит», — протестовал мой удивленный разум.
— Я видела, что он не в состоянии понимать ни вербальные сигналы, ни визуальные. Боже, да он не улавливал самого очевидного, — продолжала она. — Стоять и бессильно следить, как Макс неудачными манипуляциями проваливает те самые номера, которые всего несколько лет назад мог выполнить даже спросонок. Он спотыкался на протяжении всего выступления. Спотыкался, Гарри! Он! Великий Делакорте! Самый одаренный из иллюзионистов!
Она расплакалась еще горше.
Я мог бы лишиться дара речи от всего услышанного, если бы я не лишился его много раньше. Может ли это быть правдой? Макс проваливает выступление? Не справляется с манипуляциями? Не улавливает подсказки? Мой сын Максимилиан, Великий Делакорте?
Нет, это невозможно. Я подумал, что мне не вынести горечи этого известия, если оно окажется правдой.
Гарри чувствовал себя полностью беспомощным перед лицом ее горя. (Что там, я и сам чувствовал себя беспомощным, оно казалось таким подлинным.) Все, что он мог сделать, это неловко потрепать ее по спине и пробормотать: «Полно, детка, полно. Не расстраивайся так».
— Видеть его в таком состоянии было невыносимо. Это чуть не разбило мне сердце, — продолжала Кассандра, когда снова обрела способность говорить.
Она издала долгий, прерывистый вздох, затем подняла голову и медленно покачала ею.
— А каково мне было следующие три месяца, когда я видела, чти он все глубже и глубже погружается в пучину отчаяния!
В это я мог поверить. Макс действительно казался очень мрачным последнее время. Все его слова и знаки внимания, с которыми он обращался ко мне, были окрашены глубокой меланхолией, хотя я связывал это с его неудачной женитьбой.
Но его карьера?
Кассандра так сильно сжала руки Гарри, что он поморщился.
— Ты его лучший друг, Гарри, — простонала она. (Меня тут, конечно, не считают.) — Ты его единственный друг. Если ты не уговоришь его, то…
Она всхлипнула, не договорив, и снова разрыдалась. Если это и было притворство, то притворство калибра, достойного «Оскара», «Тони» и «Эмми»,[3] вместе взятых.
— Не переживай так, крошка, — попытался утешить ее Гарри. — Я все-таки думаю, что он передумал, потому и вызвал меня сегодня. Твое предложение сработает.
Она с тревогой глянула на него.
— Он тебе говорил что-нибудь конкретное, что заставляет тебя так думать?
— Нет, но в противном случае с какой стати ему было меня сюда вызывать? — ответил Гарри вопросом на вопрос. — Я уже говорил тебе, что если бы он решил отказаться, то мог бы сделать это и по телефону.
— Возможно, ты прав. — В голосе ее не было уверенности.
— У доктора он был?
«Доктор? Ради бога, это еще зачем? О чем тут идет речь?»
Кассандра тяжело вздохнула.
— Не пойдет он ни к какому доктору.
— Ты думаешь, он боится того, что может услышать?
Она снова покачала головой.
— Не знаю.
Гарри скорчил гримасу.
— Не так уж он и стар, — продолжал он. — Сколько ему? Пятьдесят один?
— Пятьдесят два.
— Это не старость для таких дел.
— Его отец тоже не был стариком, когда с ним случился удар.
Уверяю вас, что у меня от этих слов мороз прошел по коже. Не случился ли с Максом удар, или, как это называется, микроинсульт? Незначительный, но достаточный для того, чтобы его умственные и физические возможности пострадали?
Эта мысль привела меня в ужас.
Кассандра подошла к высокому окну и выглянула наружу.
— Будет дождь, — пробормотала она и вздохнула. Бросила взгляд на кресло, стоявшее перед рабочим столом, будто видела там сидящего Макса. Еще раз вздохнула. Прошла мимо него и лениво коснулась спинки, заставив кресло повернуться.
Затем она принялась мерить шагами кабинет, и лицо ее принимало все более печальное выражение. (Ненавижу те амбивалентные эмоции, которые она у меня вызывает.)
— Я до сих пор в мельчайших подробностях помню тот вечер, когда впервые увидела его, — вновь заговорила она. — Это было в лондонском «Орфее». Боже, до чего он был великолепен! Самый импозантный мужчина, которого я когда-либо видела на сцене!
Конечно, она ведь никогда не видела меня.
— Как он двигался! Как он работал! Сколько изящества, величия! А его покоряющий магнетизм! Это было что-то сверхъестественное. Публика была его покорной рабой. И такой же рабой была в те дни я.
Сейчас она стояла подле камина, устремив взгляд в его темную глубину. Затем покачала головой, и горькая улыбка жалости к себе промелькнула на ее губах.
— Но я будто живу прошлым. Все, что я вижу сейчас, это обломки рухнувшего здания. Он лишь пародия на того, кем был когда-то.
Это уже больше соответствовало той Кассандре, которую я знал. Вернее, думал, что знал.
Гарри подошел к ней и снова обнял ее. Она устало прильнула к нему.
— Он, конечно, позволит тебе сделать это, крошка.
— Ах, не знаю.
— Но, Кассандра, он же не намерен дать умереть своему мастерству, — продолжал Гарри. — Не тупица же он.
(Уж в этом-то Гарри был прав.)
— Очень на это надеюсь, — пробормотала Кассандра.
Она резко выпрямилась, вскинула голову, и на ее лице заиграло выражение мрачной решимости.
— Я справлюсь с этим, Гарри! Я трудилась долгие годы. Конечно, я не стану утверждать, что умею все, что умеет он. Но это искусство я изучила. Изучила!
— Ш-ш-ш, крошка. Не волнуйся так. — Он опять погладил ее плечи. — Разве я с тобой спорю? Я жажду увидеть тебя за работой, ты же знаешь. И хочу, чтоб ты выступала в лучших театрах, на лучших площадках страны, да что там страны — мира! Первая женщина-иллюзионист!..
«…разучившая, как заяц на барабане, все то, что я, а затем и Макс разрабатывали более половины столетия», — эта мысль горькой обидой прожгла мою душу.
— Так оно и будет, крошка, — доверительно произнес Гарри.
«Мерзавец», — подумал я.
— Я могу работать его номера, Гарри! — воскликнула Кассандра, и в ее голосе зазвенела сталь.
«Похоже, Макса ждет серьезная битва», — мелькнула у меня мысль.
— Не сомневаюсь. Потому-то я и здесь. Это непременно случится.
