Ричард Матесон - Дом Слотера
Тут мне показалось, что я слышу в комнате перестук каблуков, шуршание юбок и вдалеке приглушенный женский смех.
Я резко поднял голову.
В дверях стояла фигура в белом.
Она начала приближаться ко мне и, со сдавленным криком, я привстал только затем, чтобы рухнуть во тьму.
VI
То, что я видел, было не привидением, а врачом из больницы. Мужчина, к которому я обратился на улице, сделал все, о чем я его попросил. Это даст некоторое представление о том, в каком состоянии я пребывал, когда обнаружил, что не слышал ни звона колокольчика у наружной двери, ни грома кулака, барабанившего в полуоткрытую дверь. Я убежден: если бы дверь не оказалась открытой, сейчас я был бы уже мертв.
Они забрали Сола в больницу, чтобы позаботиться о его голове. Со мной не было ничего страшного, только нервное истощение, — я остался в доме. Я хотел отправиться с Солом, но мне сказали, что больница переполнена и мне лучше оставаться в собственной постели.
Я долго спал и на следующий день поднялся около одиннадцати. Я сошел вниз и плотно позавтракал, затем возвратился в свою комнату, проспал еще несколько часов. Около двух я опять поел. Я намеревался оставить дом задолго до наступления темноты, чтобы быть уверенным, что со мной больше ничего не случится. Можно снять комнату в гостинице. Несомненно, нам придется оставить это место, заплатили мы за него или нет. Я предвидел, что будут определенные затруднения с Солом, но твердо настроился настоять на своем.
Я оделся и вышел из комнаты, неся небольшую сумку с самым необходимым. Было около пяти, день почти закончился, и я торопливо спустился вниз, не желая задерживаться в доме. Сойдя по лестнице, я пересек прихожую и взялся за дверную ручку.
Дверь не открывалась.
Сначала я не позволил себе в это поверить. Я стоял там, дергая за ручку изо всех сил, борясь с холодным оцепенением, охватившим мое тело. Затем я бросил сумку и надавил на дверную ручку обеими руками, но безрезультатно. Дверь была столь же надежно затворена, как дверца буфета на кухне.
Я порывисто повернулся и побежал в гостиную, но окна были прочно заклинены в своих рамах. Я оглядел комнату, хныча при этом словно ребенок, чувствуя невыразимую ненависть к себе, опять оказавшемуся в ловушке. Я громко выругался, и в тот же миг холодный ветер сорвал с моей головы шляпу и швырнул ее на пол.
Трясущимися руками я закрыл глаза и стоял, жестоко дрожа, боясь того, что может произойти в любую секунду. Сердце колотилось в грудной клетке. Казалось, стало намного холоднее, и я вновь услышал странный гул, который исходил словно из другого мира. Он представлялся мне смехом, смехом, издевающимся над моими жалкими, беспомощными попытками убежать.
Затем, так же внезапно, я вспомнил Сола, вспомнил, что он нуждается во мне, убрал руки с глаз и громко закричал:
— Ничто в этом доме не способно причинить мне вреда!
Звук неожиданно прекратился, и это добавило мне смелости. Будто моя воля бросила вызов темным силам, обитающим тут, возможно, даже уничтожила их. Если бы я пошел наверх, если бы уснул в постели Сола, тогда, быть может, я смог бы узнать, что он чувствовал, и как-то помочь ему.
Мне доставало уверенности и желания устоять, и ни на мгновение я не подумал, что мысли мои могут принадлежать не мне.
Перепрыгивая через ступеньки, я быстро взбежал по лестнице и ринулся в комнату брата. Там я снял пальто и костюм, ослабил узел галстука и воротничок и сел на кровать. Потом, какое-то время спустя, я лег и уставился вверх, на темнеющий потолок. Я старался держать глаза открытыми, но, утомленный, все же скоро уснул.
Показалось, что прошел всего миг. Я совсем проснулся, в теле приятно покалывало. Мне и в голову не приходило, насколько это необыкновенно. Темнота будто ожила. Она мерцала перед глазами, пока я лежал там, распаленный, сладострастный, хотя едва ли к тому был какой-либо очевидный повод.
Я прошептал имя Сола. И тут же мысль о нем исчезла, словно невидимые пальцы вырвали ее из моего мозга.
Я помню, что ворочался и смеялся — поведение более чем странное, если и не вовсе непристойное для личности с моими наклонностями. Подушка под моей щекой была как шелковая, и сознание мое стало меркнуть. Темнота растекалась по мне, словно теплый сироп, успокаивая тело и мысли. Я бессвязно бормотал, чувствуя себя так, словно вся энергия из моих мускулов ушла, я был тяжел, как камень, засыпая от восхитительного изнурения.
Уже почти забывшись, я вдруг почувствовал в комнате чужое присутствие. И странно, что оно было не только знакомо мне, но я не испытывал никакого страха. Лишь необъяснимое чувство томного ожидания.
Затем она подошла ко мне, девушка с портрета.
Я видел голубоватый туман, клубившийся вокруг нее, всего мгновение, потому что он быстро исчез, и в моих руках оказалось теплое и трепещущее тело. Я помню только возбуждение и отвращение, смешавшиеся, всеохватывающие, и еще ощущение ужасной, всепобеждающей прожорливости. Я висел, заключенный в облако противоречивости; душу и тело разъедало неестественное желание. И сначала про себя, а потом вслух, будто эхо, я вновь и вновь повторял имя.
Кларисса.
Как я смогу оценить те болезненно-эротические мгновения, проведенные с ней? Чувство времени исчезло. Вязкое головокружение охватило меня. Я пытался бороться с ним, но без всякого успеха. Я был пожран, так же, как брат мой, Сол, пожран был этим непотребством, явившимся из могилы ночи.
Наконец, каким-то непостижимым образом, мы были уже не в постели, мы находились внизу, кружась по гостиной, танцуя неистово, прижавшись друг к другу. Музыки не было, был только непрекращающийся, ритмический звук, который я слышал в предыдущие ночи. Однако теперь он казался мне музыкой. Я кружил по гостиной, держа в своих руках призрак давно умершей женщины, завороженный ее ошеломляющей красотой, и в то же время ее неудержимый голод внушал мне отвращение.
Раз я на секунду прикрыл глаза и ощутил ужасающий холод, растекающийся внутри меня. Но когда я снова открыл глаза, я опять был счастлив. Счастлив? Едва ли. Скорее, загипнотизированный, вялый мозг мой был неспособен освободить меня от этого наваждения.
Танец длился и длился. Комната заполнилась парами. Я уверен в этом, и тем не менее не запомнил ни их одежд, ни фигур. Помню только их лица, белые и сияющие, их глаза, пустые и безжизненные, и рты, разверстые, похожие на темные, бескровные раны.
По кругу, по кругу. Потом мужчина с большим подносом возник под сводчатой аркой, ведущей в коридор. И внезапная тьма. Пустота и молчание.
VII
Я пробудился, ощущая полное изнеможение.
Одетый лишь в нижнее белье, я измок от испарины. Одежда валялась на полу, очевидно, отброшенная в неистовстве. Постельное белье тоже на полу, брошенное ворохом. Вероятно, прошлой ночью я сошел с ума.
