Инесса Ципоркина - Личный демон. Книга 1
Глава 2
Демоны хитры, ангелы беспощадны
С того времени, как в ее теле появилась непрошеная гостья, Катя разлюбила солнце. Раньше не было для Катерины ничего прекраснее, чем замлеть на солнцепеке, ощущая тепло как ласку и рассматривая игру алых бликов под сомкнутыми веками. В этот миг она чувствовала себя рептилией, пойманной холодом ночи в ловушку неподвижности. Солнце понемногу возвращало ее к жизни. Но теперь, напротив, солнце казалось Кате ловким, изощренным убийцей, игра бликов на внутренней поверхности век — отблесками пожара, пожирателя живой плоти. Восходящие потоки теплого воздуха пахли для Катерины не прогретой землей, а паленой шерстью и горелым мясом.
Катя боялась, что скоро, очень скоро, задолго до того, как демон поглотит катеринино тело, в его ненасытной утробе растворится истончившаяся человечья душа. Уже сейчас Наама использует как футляр, как логово не только плоть смертной женщины, но и ее мозг: смотрит через катины глаза, слушает катиными ушами, заменяет катины чувства своими, без жалости уничтожает немногочисленные катины пристрастия… А там, глядишь, и за память возьмется — одно сотрет, другое изменит, третье перетолкует — и станет катина жизнь чужой, далекой и плоской, точно виденное в детстве взрослое кино про непонятные страсти и недоступные радости.
Демоны хитры — что стоит Нааме обмануть смертную женщину? Пообещать последнюю подачку — несколько лет жизни, счастливой и яркой, да и прожить эти несколько лет вместо Кати, обделывая свои грязные делишки и превращая женское тело в кошачий домик…
Сперва Катерина стеснялась своих сомнений и страхов: вдруг демон читает ее мысли? Даже наверняка читает, злится, а может, втайне посмеивается над беспомощностью жертвы. И все-таки Кате было неудобно думать о Нааме плохо. Как будто Катерину застукали, когда она самозабвенно о ком-то сплетничала. Выдавала чужие секреты или делилась собственными.
Еще в школе Катя заметила, что девчонки, ведущие дневники, делятся на тех, кто прячет свою писанину даже от близких подруг, и тех, кто всем предлагает «причаститься». Тогда же, в школе, испробовав оба варианта, Катя познала предательство, измену и позор. И еще поняла: когда-нибудь взрослой, разумной Катерине Александровне будет очень-очень стыдно за нынешнюю дуру Катьку. А за что? За наивное, девчоночье, безграмотное: люби меня как я тебя и будем вечно мы друзья, кто любит более меня пусть пишет далее меня, ведь бывают чудеса было сердце стало два… Дура ты, Катька.
Что ж, вот он, свидетель того, какая она, действительно, дура, прерывисто вздыхает во сне у нее под ребрами, подрагивает в кошачьем сне вполглаза, грозиться ее, Катю, съесть. На место неловкости все чаще приходила злость: ну почему, почему она, Катерина, от природы овца, нелепое покорное животное с желтыми комьями у зада? Почему она не черная кошка с тяжелым и независимым нравом? Почему она — жертва, которой позволено жить и дышать, пока ее походя не втопчет в грязь очередной вершитель судеб?
— Если не ответишь на все мои вопросы, буду мыть тебя каждый день, — тихо, но внятно произнесла Катя, обращаясь к собственному солнечному сплетению. — Так что готовься, вечером поговорим.
Наама лишь передернулась, явно не в восторге от катерининого предложения. Но Кате было уже все равно.
Первым словом демона после выхода наружу было:
— Наконец-то.
— Что наконец-то? — Катерина, не мешкая, приступила к допросу.
— Наконец-то Кэт проснулась.
Кэт! Агрессивная сексапилка, которой Катя никогда не была? Нет, той Кэт нет и никогда не было. Ее попросту не могло существовать даже на изнанке катиного «Я». Что же за Кэт могла прятаться в тени всем известной Кати, беззащитной овцы?
— Думай, думай… — одобрительно заурчала Наама.
У Катерины вдруг мучительно зачесалась щека. Правая, сгоревшая. Катя подняла руку, коснулась омертвевшей половины себя: безбровый лоб, слепой глаз, голый висок, парализованный угол рта… Там, в глубине, затаилась никому не известная Кэт, не похожая ни на девчоночьи мечты о крутой пожирательнице мужчин, ни на страшные сказки о безжалостных маньяках, таящихся за масками благополучных домохозяек. Катерина чувствовала: ее Кэт — не маска, отброшенная из-за уродства или вульгарности. Кэт — сила, без которой ей, Кате, не выжить в мире, населенном черными равнодушными демонами, знающими только свою выгоду и никакой жалости. Эта сила, подобно гироскопу, указала бы ей путь, утихомирила метания и защитила…
— Не надо! — выкрикнул, входя, Анджей. Нет, Цапфуэль. Катерина еще в прошлый раз заметила: ангел луны двигался с трудом, точно преодолевая непривычное ему сопротивление воздуха и бремя гравитации. — Не слушай ее! Не буди гнусную тварь!
— Ты про Кэт говоришь? — зло прищурилась Катя. — Между прочим, она часть меня. И никакие кошки, живые или горелые, тут ни при чем. Кэт всегда была со мной, просто я ее не замечала…
— Не замечай ее и дальше, — почти умоляющим голосом перебил Катерину Цапфуэль. — Ну почему, почему вам, людям, даже не самым плохим, так нравится шарить в темноте? Что вы надеетесь там найти? Почему вам не живется на свету?
— Потому что на свету живут только поденки, понял, стерильный идиот? — взвилась Наама. — Тебе дай волю, ты нас всех в поденок превратишь, в чистые, невинные созданья, которые не едят и не какают! Дай ты этой душе самой решить, сколько тьмы она впитает. Не лезь с нравоучениями!
— Ты и тебе подобные запятнали тьмой достаточно душ, чтобы у нас осталось время для наблюдений, — отчеканил ангел луны. — Если убить тело сейчас, душа обретет лучшую участь, чем та, что ты ей уготовила! — И Цапфуэль занес руку, словно выкованную из металла — руку-молот, руку-секиру.
Вопль Наамы слился с визгом Катерины, они брызнули в разные стороны, точно обе были кошками, кулак ангела луны обрушился на спинку дивана, прорвав слой обивки и разнеся в щепы деревянную раму. Наама прыгнула Цапфуэлю на загривок и вгрызлась в основание шеи, раздирая когтями застиранную клетчатую рубашку Анджея, что казалась пластинчатым доспехом на плечах ангела луны.
— Дядя Андрей! Андрей, мать твою! — раздался витькин крик и на руке Цапфуэля повисло такое тщедушное, такое слабое человеческое тело. Тут уже и Катя с воем кинулась к ангелу луны, готовая принять удар в голову, смерть от черепно-мозговой травмы, неведомую «лучшую участь», только бы Витя не пострадал, только бы страшный Цапфуэль не тронул ее сына.
— А? Что? — вдруг забормотал Анджей, оседая на разваленный пополам диван. Лунный блеск сошел с него, будто серебро с медного подсвечника. — Нехорошо мне как-то…
