Фиона Хиггинс - Заклинатель
Приспособления эти поражали воображение как количеством, так и разнообразием. Возникало впечатление, будто мистер Гофридус долгое время потратил на изучение всех возможных способов причинить человеку боль, которая позволила бы пробудить мертвого. Его изобретения способны были вызывать полную гамму болевых ощущений: от попросту неприятных, когда человека дергают за палец ноги или тянут за уши, до куда более болезненных, когда, скажем, бьют кастетом и орут в самое ухо, а затем и вовсе невообразимо мучительных, с описаниями которых интересующиеся могут ознакомиться по книге мистера Гофридуса «Жив или мертв?» (сохранилось несколько экземпляров этой книги во вполне приличном состоянии). Даже отвратительные свойства вод реки Фодус были поставлены на службу великому делу. Оказалось, что если налить эту воду в бутылку и закрыть пробкой, то через некоторое время ее вонючесть и другие особенности не пропадают, а только крепнут, и мистер Гофридус был убежден, что единственный вдох этой дряни непременно разбудит и мертвеца. Шествуя от одного экспоната к другому, объясняя, как действуют разные изобретения, мистер Гофридус в то же время излагал мальчику свою теорию о том, что живое тело должно весить больше, нежели мертвое, поскольку, в отличие от последнего, в нем присутствует душа, которая и добавляет веса.
— И сколько же весит душа? — поинтересовался Пин.
— Хороший вопрос, молодой человек, — похвалил гробовщик. — Конечно же, нет ничего проще, как соорудить подходящие весы. Проблема в другом: очень сложно устроить так, чтобы человек оказался на этих весах непосредственно в тот момент, когда душа его будет расставаться с телом.
Пин был совершенно уверен, что если и есть на белом свете человек, способный решить такую проблему, то человек этот не кто иной, как мистер Гофридус. Так прошло утро, и к полудню, несмотря на все прежние сомнения и подозрения, Пин начал даже восхищаться гробовщиком, поставившим перед собой столь благородную цель — добиться, чтобы ни один человек не был похоронен заживо. Вне всяких сомнений, очень высокая цель. Что касается самого мистера Гофридуса, то ему пришлись по душе любознательность мальчика и умные вопросы, поэтому он без колебаний принял Пина на службу.
— А кроме того, чтобы наблюдать за мертвецами, что еще я должен буду делать? — поинтересовался Пин.
На мгновение мистер Гофридус задумался.
— Много чего, милый мой мальчик. Много чего.
Действительно, «много чего» оказалось очень точным описанием рабочих обязанностей Пина. Целыми днями он дергал покойников за пальцы ног, колол им булавкой подошвы, тянул за языки, не говоря уже о прочих делах, связанных с изготовлением гробов (Пин прилаживал к ним мелкие детали, и, надо сказать, делал это настолько ловко и точно, что у мистера Гофридуса на лице проступало восхищение) и даже утешением скорбящих родственников. По ночам, если в похоронное бюро привозили покойника, которого нужно было стеречь, Пин устраивался на деревянной скамье в целла-морибунди и, убежденный, что никто его не потревожит, в полудреме размышлял о том, как круто изменилась его судьба. Так проходили неделя за неделей, и постепенно мистер Гофридус все больше и больше полагался на Пина во всем, что касалось повседневной работы в похоронном бюро, а сам погружался в работу по изобретению и сооружению все более изощренных приспособлений. Пин даже научился по малейшим изменениям в выражении лица хозяина догадываться о переменах в его настроении.
Правда, в тот странный вечер, когда Пин явился на работу, мистер Гофридус уже наводил порядок в мастерской и собирался уходить.
— Тебе осталось провести с бедняжкой Сивиллой последнюю ночь, — сообщил он Пину, кивнув в сторону двери, ведущей в целла-морибунди. — Завтра ее похоронят.
Пин пожелал хозяину доброй ночи. Некоторое время он постоял в мастерской, прислушиваясь, и только после того, как хлопнула входная дверь, мальчик шагнул через порог целла-морибунди. Вообще говоря, трупов он не боялся: для натур брезгливых и разборчивых в этом городе места не было, а преимущества, происходившие от самого наличия работы, с лихвой окупали все ее возможные недостатки. Разумеется, подвальное помещение в доме мистера Гофридуса обеспечивало далеко не самый теплый и уютный ночлег — что поделаешь, мертвецы любят прохладу, — но это ведь все равно лучше, чем ночевать на улице.
Южанам обычай сидеть возле покойника в течение положенных семидесяти двух часов был очень даже по нраву. Надо сказать, они даже превращали эту печальную обязанность в своеобразный праздник в честь усопшего. Северяне же, напротив, считали эту традицию вульгарной (не говоря уже о хлопотах и неудобствах), а потому похоронные агенты нанимали для мертвецов специальных смотрителей (в данном случае — Пина), чтобы те подежурили возле покойника вместо родни. Разумеется, как всегда бывает в подобных случаях, возможность нанять такого смотрителя стала признаком богатства и престижа. И уж тем более богачам нравилось сетовать соседям, как дорого пришлось заплатить, чтобы покойника подергали за язык и потыкали булавками в пятки!
Считалось, что, если по истечении трех дней мертвец не подал никаких признаков жизни, его можно спокойно похоронить. Обычно к этому времени становятся очевидными и другие признаки, доказывающие, что душа покинула тело окончательно и бесповоротно. Пин обладал на редкость чувствительным обонянием, а потому обычно раньше других понимал, что труп уже начинает портиться; можно сказать, эта способность делала мальчишку более чем подходящим помощником для мистера Гофридуса. И вообще, обладатель подобного дара имеет множество преимуществ. Например, острый нюх оживляет и скрашивает тоску земного существования. Впрочем, Пин, направляясь к своей безжизненной подопечной, печально размышлял о том, что в городе вроде Урбс-Умиды жизнь простых смертных, обонятельные способности которых развиты весьма посредственно, а не как у собаки, все же куда менее тягостна.
ГЛАВА 5
Memento mori
Сивилла лежала на столе, на пышном тюфяке кремового цвета. Тюфяк, в свою очередь, покоился на черном бархате, укрывавшем всю поверхность стола и спадавшем до самого пола мягкими складками. На девушке была длинная белая сорочка, в ногах туго затянутая узлом и плотно облегавшая шею. Талию свободно охватывал вышитый алый поясок, а к левому плечу была приколота изящная мерцающая брошка в виде мотылька. Руки девушки были скрещены на груди, и каждую украшало по три кольца. Аккуратно уложенные длинные черные волосы обрамляли бледное личико; голова покоилась на бархатной подушке, украшенной кистями. Глаза были закрыты, длинные ресницы роняли на щеки длинные тени, губы нежно алели. Двойной след от колес повозки, что так жестоко прервала краткую жизнь девушки, был искусно замаскирован. Мистер Гофридус по праву гордился своим исключительным умением придавать лицам клиентов умиротворенное выражение. Лучшей похвалой для него были слова: «Вы только взгляните! Кажется, будто она просто спит!» (несмотря на все, разумеется, самые тщательные проверки, подтвердившие, что в действительности это не так).
