Стивен Сэвил - Наследие
Скеллан поднял руки в знак миролюбивых намерений и отступил на шаг, не желая мешать чужому горю.
- Необычный ритуал, - пробормотал Фишер, наконец-то нагнавший друга. - Сжигать мертвых вместо того, чтобы хоронить их.
- Но не такой уж неслыханный,- отозвался Скеллан. - Собственно, он получил распространение во времена раздоров. Подобными погребальными кострами солдаты чтили своих убитых. Но этот, боюсь, сложен совсем по другой причине.
- Чума?
- Я бы тоже так решил, но, грянь в этой деревеньке мор, он бы выкосил ее за ночь - сжигание первых жертв ни черта бы не дало. Сколько людей тут живет? Сотня? Меньше? Это даже не поселок, а так, горстка домишек. Если сюда пришла чума, мне жаль их, потому что они обречены. Сомневаюсь, что это местечко останется здесь, когда мы пару месяцев спустя будем возвращаться через эти леса. Нам следовало бы оставить их в покое, но мы этого не сделаем. Пусть завершат обряд, а потом я хочу поговорить кое с кем. Сжигание мертвых распалило мое любопытство.
- Да, странновато, но мы все-таки в странном месте. Кто знает, что эти люди считают нормальным?
Они остались у самой кромки леса, дожидаясь, пока костер прогорит до золы. Несмотря на то, что пара скрылась из поля зрения плакальщиков, те явно осознавали с тревогой присутствие чужаков и то и дело бросали взгляды в их сторону, пытаясь разглядеть их сквозь тени.
Скеллан сидел, прислонившись спиной к дереву. Он строгал ножом небольшой кусочек коры, вырезая некое подобие лепестков цветка. Фишер закрыл глаза и задремал. Охотника за ведьмами всегда поражало, что его товарищ способен уснуть практически в любое время, в любом мыслимом и немыслимом месте. Полезное умение. В подобных обстоятельствах сам он никогда не мог очистить сознание от мыслей настолько, чтобы уснуть. Его волновали даже мельчайшие детали. Они завладевали им и мучили его.
Даже вблизи этого маленького лесного поселка стояла тревожная тишина. Это было неестественно. Совершенно неестественно. Но что заставило животных покинуть это место? Вопрос беспокойно ворочался в глубине его сознания. Скеллан прекрасно знал, насколько звери чувствительны к любым видам опасности; инстинкт выживания редко отказывает им. Что-то вынудило их уйти из этой части Голодного леса.
Джон Скеллан вскинул глаза на звук осторожно приближающихся шагов. Веки Стефана Фишера распахнулись, и рука его по привычке метнулась к ножу на поясе.
Это был старик, совершавший огненное погребение; лишь когда он подошел чуть ли не вплотную, Скеллан увидел, что это совсем не мужчина. Грубые черты лица и короткие седые волосы на расстоянии вводили в заблуждение, но вблизи сомневаться относительно пола человека не приходилось. В глазах женщины таилась глубокая грусть. Она прекрасно понимала, какая участь уготована ее поселению. Смерть зависла над ее головой, точно меч. Крепкая смесь ароматов запуталась в ее одеждах. Она пыталась отогнать болезнь благовонными припарками и травяными снадобьями. Бессмысленно, конечно. Чуму не одурачишь и не сдержишь приятными запахами.
- Здесь для вас небезопасно, - заявила старуха без предисловий. Говорила она с сильным акцентом - в горле ее как будто скрежетали трущиеся друг о друга камни.
Скеллан кивнул и поднялся, протягивая руку в приветствии. Женщина отказалась пожать ее. Она взглянула на него как на сумасшедшего - лишь безумец мог пожелать прикоснуться к ней. Возможно, он и был сумасшедшим, но смерть не страшила Джона Скеллана. Давно уже не страшила. Если чума приберет его к рукам - что ж, так тому и быть. Он не станет прятаться от нее.
- Я сам буду судить об этом, - ответил он. - Чума?
Глаза старухи сузились. Она перевела взгляд со Скеллана на Фишера и проворчала, точно мать, бранящая непутевого сына:
- Можешь забыть о своем ноже, молодой человек. Не такая смерть охотится меж этих деревьев.
- Я догадался, - сказал Скеллан. - По костру. Он навел на воспоминания…
- Не могу представить, на какие воспоминания может навести погребальный костер… Ох, - осеклась она,- извини.
Скеллан кивнул:
- Спасибо. Мы ищем человека. Он известен под именем Айгнер. Себастьян Айгнер. Мы знаем, что два месяца назад он пересек границу Сильвании, утверждая, что преследует одну секту, но этот человек не тот, кем кажется.
- Мне бы хотелось помочь тебе, - с сожалением проговорила старуха, - но мы здесь живем сами по себе.
- Понимаю. - Скеллан склонил голову, словно потерпел поражение и бремя всего мира тянуло ее вниз. Затем он поднял глаза, как будто ему только что пришла в голову какая-то мысль. - Чума? Когда она проявилась впервые? Когда была первая смерть?
Прямота вопроса удивила старуху.
- Месяц назад; может, поменьше.
- Ясно. И никакие чужаки не проходили через деревню?
Она взглянула ему прямо в глаза, отлично понимая, что он подразумевает.
- Мы живем сами по себе,- повторила она.
- Знаешь, я отчего-то не склонен тебе верить. - Скеллан в поисках поддержки взглянул на друга.
- Тут что-то не то, нутром чую, - согласился Фишер. - Пари держу, наш парень притаился где-то здесь.
- Нет, он ушел, - сказал Скеллан, наблюдая за лицом старухи: вдруг на нем дрогнет какая-нибудь предательская жилка. Правдоподобно лгать трудно, и простые люди чаще всего приходят в замешательство, когда приходится скрывать правду. Это видно по их глазам. Это всегда видно по глазам. - Но он был здесь.
Женщина моргнула и провела языком по нижней губе. Вот и все, что ему нужно было знать. Она лгала.
- Он принес недуг с собой?
Старуха промолчала.
- Почему ты защищаешь человека, который случайно или намеренно обрек всю твою деревню на смерть? Я не могу этого понять. Может, дело в какой-то извращенной преданности?
- Страх,- произнес Фишер.
- Страх, - повторил Скеллан. - Значит, вы ожидаете, что он вернется…
Ее глаза тревожно забегали, словно она подозревала, что тот, кого ищут пришельцы, находится очень близко и способен подслушать их.
- Так и есть, да? Он угрожал вернуться.
- Мы сами по себе, - в третий раз проговорила старуха, но глаза ее кричали: «Да, он угрожал вернуться. Он угрожал вернуться и убить нас всех, если мы расскажем кому-нибудь о нем. Он проклял нас, сказал, что либо он сам убьет нас, либо это сделает принесенная им болезнь… В нашем мире больше нет справедливости».
- Он опережает нас на месяц. Но дистанция сокращается. Интересно, оглядывается ли он нервно через плечо, ожидая худшего? Он может бежать, спасая свою жизнь. Это не имеет значения. Его жизнь больше не принадлежит ему. Она моя. Однажды он проснется, и я буду стоять над ним, дожидаясь момента, когда смогу исполнить свой долг. Он знает это. Эта мысль снедает его, как снедала его приятелей, только теперь он последний. И это он тоже знает. Я почти чую его страх на ветру. А сейчас вопрос в том, куда он ушел отсюда. Каковы наиболее очевидные места?