Артем Белоглазов - Химера
Он замахнулся и тут же отступил назад. Поверхность зеркала темнела, меркла, наливалась вечерними сумерками. Отражение, облаченное в лоснящийся, глянцевый плащ темноты, смотрело зло, с прищуром. Вокруг головы, напоминая чудовищную прическу Горгоны, сплетались туманные пряди. Облик становился нечетким, расплывался, клубясь зыбким маревом.
Вы являетесь только к пьяным?.. Кто сказал? Я… вчера.
Нет, возразило сумасшествие, растягивая лягушачий рот в хищном оскале. К трезвым — тоже.
— Бред какой-то, — повторил Андрей старую, двухнедельной давности фразу.
— Почему, бред? — Отражение нехорошо усмехнулось, исчезло и вновь появилось — нормальное, обыкновенное.
— Это как посмотреть, — продолжили из-за спины. Андрей резко повернулся.
Некто, окутанный черной дымкой, до ужаса похожий на него, вольготно развалился на диване.
— Ну, — сказал, — чего уставился?
Римский патриций в тоге — пришло сравнение. За одним небольшим исключением — цвет не тот. Страх накатил волной: липкий, пробирающий до костей. Андрей замер — изваянием, статуей, соляным столпом, не вовремя обернувшейся женой Лота.
Колеблющаяся зябкая мгла. У нее твои губы, глаза, волосы. Твой голос. Впору завыть от ужаса и броситься вон из квартиры. Однажды Андрей уже проделал это и не раз пожалел, когда смертельная тоска рвала сердце на части. Единственно, что туман был тогда белесо-зеленым, был Ингой — любимой, фантомом, нечеловеком…
Двойник ждал. Паук ждал. Муха ждала. Дрожали нити натянутой паутины. Глупую рыбу ловят на приманку. Живую, трепыхающуюся. Кто здесь паук, кто рыба, кто приманка? На простые вопросы не существует простых ответов.
Тьма постепенно таяла, истончалась, размывалась в окружающем воздухе и вот — сгинула, лишь глаза остались черными. И Андрей наконец понял, в чем крылась неправильность. Глаза… У него-то они карие.
Двойник закинул ногу на ногу, сцепил руки на колене. Ну? — говорил весь его вид. Удивлен? Поражен? Возможно, уязвлен? Простые и прямые, словно шпага, вопросы готовятся покинуть ножны? Давай, парень, валяй. Отражу-отвечу, парирую, отведу удар и верну его назад. Наведу тень на плетень, задрапировав легким флером правды. Ты ведь пока не догадываешься, что элементарные, азбучные истины труднее прочих поддаются объяснению.
Андрей нервничал: облик визитера был неприятен, раздражал.
— Кто… ты? — спросил, как и в тот памятный день, выдержав паузу. — Фантом? Проявленье? — А потом сорвался: — Видишь, я — живой, у меня не может быть слепков или подобий! Городу нет до меня никакого дела!! — осекся, вспомнив «Приходи. Он разрешил. — Я приду. — Хорошо».
— Городу-то, может, и нет, хотя я сильно сомневаюсь в этом, — сказало отражение. — Мне — есть.
Оно было черным и одновременно «неправильным». Сухость, равнодушие, пыль безразличия, холодная тьма слились с насмешливо-вздорным фигляром, злым блеском прищуренных черных глаз, резкими, порывистыми движениями и хмуро сдвинутыми бровями. Гремучая смесь. Подожгите фитиль, люди добрые, подожгите-подождите, рване-ет — закачаетесь.
— Помнишь, девку свою? — Двойник подмигнул, кивнул на цветок в вазе. — Ага, помнишь, не забыл, значит. Помнишь, она сказала, я верну? А ты? Сбежал. Тю! — поминай как звали. Да поздно. Шарик-то вот он — скрутился-сплёлся, нити черно-багряные, энергия чужая-заёмная. Дважды заимствованная — сначала у тебя, затем у Города. Щедро черпнула дурёха — лишка да еще немножко, уж так вернуть-возместить хотела, чтоб по-честному, ага? Вспомнил?
Гость скрипуче рассмеялся. Переменил ногу.
— Зря удрал. — Посерьезнел лицом. — Глядишь, и… — Но продолжать не стал, понимай, мол, как угодно. — Энергию куда девать? Ба-альшую энергию, парень, чрезвычайно большую. Назад не вернешь — сил нет, надорвалась, бедняжка. И тебя нет. Пролилось вовне. — Двойник картинно всплеснул руками. — Ну, дошло?
— Не совсем, — промямлил Андрей.
— Тогда слушай дальше: на грех, на беду ли, зеркало поблизости случилось — вон, трельяжик стоит. Какая-никакая, а структурная вещь. Вобрало-отразило. Понял? Ни хрена ты не понял. Я — это ты, но с полярным знаком. Знаешь, почему? Потому что я еще и Город. Всё, что выплеснулось из проявленья, всё, что она забрала у него — твое, чужое — вместе смешалось. Информация, сила, энергия… жизнь, смерть. Это так и не досталось тебе. И ему. Исключительно мне — отражению вас обоих.
Мир качнулся и поплыл перед глазами. Мир вообразил себя парусником, уходящим из родной гавани в далёкие странствия. Отдать швартовы! поднять якорь! полный вперед! Чтобы не упасть, Андрей присел в кресло. Нож, который он до сих пор сжимал в руке, выглядел, по крайней мере, нелепо.
— Зачем пришел? — просипел натужно. — Что тебе надо?
Андрей номер два смотрел насмешливо, черные глаза полнились загадочным блеском.
— Предупредить, — сказал наконец. — Тянет к фонтану, да? На свидание собрался? К ней? — уточнил. — А получается — к Городу. Ловушка, брат. Не простил он ее и никогда не простит.
— Инга звала, — недоверчиво возразил Андрей. — Говорила, что… умирает. Чушь, да? — с надеждой взглянул на «братца». — Она же… нечеловек.
— Верно, — согласился двойник. — Нежить, конечно. И я — тоже. Но, — печально опустил вниз уголки губ, — умирает. Такие дела, — зевнул. — А звал — Город. Врет он всё, — и добавил: — Тварь.
— Подожди… подожди-ка, — вскинулся Андрей. — Как… умирает? Что с ней?!
— Что, что, — передразнило отражение. — Слом сущность-структуры. Теряет бедолага энергию, истекает в окружающую среду, в биополе общее. Преставится, то есть, не сегодня-завтра. Неделька-вторая — и кранты. Ты, между прочим, виноват, ну и Город опять-таки постарался — пробил защиту. Наказал дерзкую, чтоб другим неповадно было, — нельзя, мол, на папочку руку подымать.
— Ты! ты!.. — задохнулся Андрей. — Не смей про нее так.
— Как? — поинтересовался двойник. — Указывать станешь? Мне?! Ну-ну. Давай. Сдохнет скоро русалка твоя, ничем ты ей не поможешь. Потому что не знаешь ни черта, а я — знаю, — и замолчал.
— Знаешь — говори, — зло бросил парень.
Отражение задумчиво, характерным — таким знакомым! — жестом погладило подбородок. Покачало головой.
— Пойду, наверно, — сказало. — Не желают меня слушать, не верят, перебивают постоянно. Ничего, мы не гордые. — Черные глаза яростно сверкнули, опровергая последнее утверждение. — А ты — вали давай на свиданку. Цветок не забудь. От он ждет, не дождется, рад радёхонек. Нигде тебя достать не может, кроме как у фонтана, через нее, дурёху. И нате-здрасте — сам! пришел! Шею под топор — руби, палач, повинную голову.
