Анастасия Чеховская - Странности
В одну из таких ночей, сидя с собаками в саду возле морга, он потерял сознание. Очнулся от того, что желтоглазые обступили его, тревожно глядя на своего повелителя, а детеныш Седого вылизывал лицо мокрым, пахнущим псиной языком. Второй раз он упал в обморок на лекции. Студенты, даром, что медики, помчались всей группой не за аптечкой, а в деканат. Пришел в себя сам. И, глядя на пустые обшарпанные столы, понял, что скоро умрет от опухоли головного мозга.
На всякий случай сходил к знакомому онкологу, где, сбрив с головы жесткие черные волосы, первый раз показал миру красное пятно, вцепившееся в голый череп цепкими паучьими лапками.
— Знаешь, старик, у тебя любопытная опухоль под пятном, — коллега и бывший однокурсник Серега Полищук заинтересовано смотрел на него, прищурив близорукие глаза. — Давно оно у тебя?
— С рождения.
— Даже так? — Полищук подался вперед, и Антипу показалось, что сейчас тот кинется на него и начнет препарировать, аппетитно причмокивая от безудержного академического интереса.
— А ведь ты всегда был странным, способности у тебя всякие были, память фотографическая, — Полищук протер очки. — Это из-за нее, голубушки. Она, знаешь ли, подавляла одни участки мозга и стимулировала другие.
Он любовно коснулся паука на макушке, и Антип поморщился от холодного медицинского прикосновения.
— Ты мне лучше, скажи, сколько мне осталось?
— Осталось? А совсем пустяки тебе остались — месяца два-три, не больше. Ну, конечно, мы тебя не бросим, химию поделаешь, туда-сюда походишь, — Полищук, словно не замечал, что перед ним сидит пациент и живой человек.
— А знаешь что, Антипка? — он подался вперед.
— Что?
— Продай мне эту опухоль, а? Тебе же к лету все равно уже будет, а мне поможешь. Годы-то идут, не все же в докторах наук ходить. Хочется и профессорскую должность, и хлеб с маслицем. А Антипушка? Ну ты же понимаешь? Я заплачу, я выбью деньги.
— Не понимаю, — Антип смотрел на него, и в этот момент ему было смешно.
— Что ты мне предлагаешь? Снять ее с башки и подарить тебе?
— Предлагаю тебе завещать тело науке и отдать себя для исследований своему лучшему другу, то есть мне, — Серега смотрел на него, как смотрит голодная лягушка на комара. — Ты пойми, опухоли мало изучены. А случаи, когда они влияют на деятельность мозга, вообще, уникальны. Ты расскажешь мне о своих способностях, ты же многое скрывал. Ты впишешь свое имя в золотую книгу науки, мы поставим в университете твой бюст. Я лично обещаю каждую неделю ставить возле него свежие цветы. Ну, Антип, соглашайся, будь другом. Раз на миллион такой шанс бывает. И на похороны не надо тратиться, твое тело в университете останется.
— Студенты будут разглядывать мои мозги на лекциях, а на череп лепить жевательную резинку, — закончил за него Антип. — Знаешь, Серег, я, конечно, подумаю, но обещать тебе ничего не могу.
— Ну, как знаешь, — тот разочарованно откинулся на спинку стула. — Как знаешь, а я тебя предупреждал.
— Так сколько мне, говоришь, осталось?
— Я же сказал, месяца три, не больше.
— Память, зрение, слух?
— Все потеряешь…
И они расстались.
* * *В тот вечер он пришел на круг, как обычно. И прежде, чем начать заунывную ночную песню, долго молчал, глядя на белый диск луны. Чувствовал, как паук, что оплел паутиной его мозг, перебирает лапками, а в тесном логове, ограниченном круглыми сводами Антипова черепа, возятся маленькие сердитые паучки. Антип сидел недвижно, боясь, что потеряет сознание в самом начале песни, и не хотел этого. Собаки ждали — хозяин молчал. Седой вожак все понял, и начал песню первым. Антип сидел рядом с ним, слушал, как летит к луне голос ночных существ — не собачьей, не волчьей, новой, почти человеческой породы. Смотрел, как горят в лунном свете круглые желтые глаза животных, которые знали вкус соленого человеческого греха, отравленной крови и унылой быдлянской жизни, перетиравшей самых слабых в никчемный человеческий мусор. А он, Антип, был гораздо хуже, чем мусор. Он был чужой, отверженный с рождения своим родом. Обладавший чем-то таким, что нельзя было показать ни одному двуногому. Люди это чувствовали, отодвигали почти бессознательно Антипа со своего пути. Не зря, ох не зря, он был запечатан странной и страшной печатью, которая убила его, как только он потянулся к своим!
— К чему тогда было рождаться? — подумал Антип.
И немота, сковавшая его душу, прорвалась вдруг в диком и страшном вое — таком страшном, что слезы сами брызнули из глаз. Он выл зверино, нечеловечье, выводя надрывные ноты, выскребая ногтями из-под снега горсти мокрой мартовской земли. И желтоглазый народ вторил ему согласным хором.
К Антипу подкатился щенок Седого. Облизал лицо, оглядел обожающе и уткнулся по детской привычке в ухо холодным мокрым носом.
— Вот и ответ, — подумал Антип. — Вот и ответ.
Он сидел рядом со щенком, склонив лысую, мерзнущую на мартовском ветру голову к теплому собачьему боку. Пес дышал пыльным меховым теплом, жизнью и веселой сытостью, которая для любого вида всегда была показателем удачливости и силы.
Антип любил этого щенка. Собачонок был умным даже по меркам императорской гвардии. И первым понял, чего хотел хозяин, когда предлагал перебраться на постоянное жительство в новое место. Антип давно рассылал разведчиков, которые выискивали забытые человеком места, где его народ мог вольно жить, не опасаясь мучительной смерти от яда, капкана или другой жестокой человеческой игрушки.
Жить в городе было опасно, хотя желтоглазые давно научились ладить с собачниками, отправляя на живодерню самых слабых, больных или глупых кареглазых собак. Безропотные жертвы шли на казнь, чтобы в живых могли остаться сильные, умные и боеспособные. Антип радовался тому, что собаки умнее его студентов, и им не надо объяснять про селекцию и принципы выживания вида.
На следующий день он снял со счета денег и заказал пятьсот плетеных корзинок — по количеству желтоглазых новорожденных кутят, которые родились или могли родиться в ближайшее время. Много, конечно, но на всякий случай. Съездил в заброшенную деревню, убедился, что единственную дорогу занесло снегом, а вокруг простирается дикий нехоженый лес. Купил десять свиных туш, скинул в приготовленные собаками ямы. На первое время хватит.
Теперь рядом с ним неотлучно дежурили два телохранителя. Антип опасался свалиться где-нибудь на улице. Желтоглазым убийцам пришлось купить ошейники и поводки, все трое обменивались веселыми понимающими взглядами.
— Ничего, это ненадолго, — успокаивал Антип.
