Роберт Блох - Тень с колокольни
— Мистер Фиске, право слово…
— Никакого доктора Декстера нет. Его вот уже много лет как не существует. Осталась только внешняя оболочка, в которую вселилось существо древнее, чем мир; и существо это быстро и умело делает все, чтобы погубить род человеческий. Вы стали «ученым», втерлись в нужные круги, вы намекали, и подсказывали, и подталкивали глупцов к неожиданному «открытию» расщепления ядра. То-то вы, должно быть, хохотали, когда взорвалась первая атомная бомба! А теперь вы выдали им секрет водородной бомбы — и научите их большему, покажете новые способы уничтожить самих себя. Много лет понадобилось мне на то, чтобы все обдумать, отыскать подсказки, путеводные нити, ключи к так называемым «безумным мифам», о которых писал Лавкрафт. Ибо он прибегал к иносказаниям и аллегориям — однако ж писал чистую правду. Он начертал черным по белому — не раз и не два — пророчество о вашем приходе на землю. В последний миг Блейк все понял — когда назвал Гостя его истинным именем.
— А именно? — рявкнул доктор.
— Ньярлатхотеп!
Смуглое лицо исказилось гримасой смеха.
— Боюсь, вы — жертва тех же самых литературных фантазий, что и бедняга Блейк, и ваш приятель Лавкрафт. Да всем и каждому известно, что Ньярлатхотеп — это чистой воды вымысел, персонаж лавкрафтовских мифов.
— Я и сам так думал, пока не нашел разгадку в его стихотворении. Тут-то все и сошлось: Гость-из-Тьмы, ваше бегство, ваш внезапный интерес к научным исследованиям. Слова Лавкрафта внезапно приобрели новый смысл:
Из тьмы Египта Он пришел когда-то —
Пред кем феллахи повергались ниц:
Нем, сухощав, надменно-смуглолиц… —
продекламировал нараспев Фиске, не сводя глаз со смуглого лица доктора.
— Вздор! Если хотите знать, это нарушение пигментации вызвано воздействием радиации в Лос-Аламосе.[4]
Но Фиске его не слушал: он продолжал читать наизусть стихотворение Лавкрафта:
…«Зверье за ним покорно ходит следом.
И лижет руки», — рек в смятенье мир.
Исторгла гибель стылая вода,
Взнеслись забытых стран златые шпицы,
Разъялась твердь; тлетворные зарницы
Низверглись на людские города.
И вот, смяв им же созданный курьез,
Бездумный Хаос Землю в пыль разнес.
Доктор Декстер покачал головой.
— Что за несусветная чушь! Даже в вашем… э-э… расстроенном состоянии вы должны это понимать! Стихотворение нельзя воспринимать буквально! Разве дикие звери лижут мне руки? Или, может быть, что-то всплыло из морских пучин? Где землетрясения, где сполохи? Чепуха! Да у вас синдром «атомного страха» — невооруженным глазом видно! Вы, подобно столь многим обывателям, одержимы навязчивой идеей, что наши работы по расщеплению атомного ядра, чего доброго, уничтожат планету. Все ваши логические обоснования — не более чем игра воображения!
Фиске крепко прижал к себе портфель.
— Я же с самого начала сказал, что пророчество Лавкрафта — это аллегория. Одному Господу ведомо, что он знал и чего страшился; как бы то ни было, смысл он тщательно завуалировал. И все равно, как видно, они добрались до него — потому что он знал слишком много.
— Они?
— Твари Извне — те, кому вы служите. Вы — их Предвестник, Ньярлатхотеп. Вы — в связке с Сияющим Трапецоэдром — явились из тьмы Египта, как гласит стихотворение. А феллахи — простые жители Провиденса, обращенные в секту «Звездная мудрость», простирались ниц перед ним и поклонялись ему как Гостю-из-Тьмы.
Трапецоэдр был выброшен в залив, и вскоре из морских глубин исторглась гибель — это родились вы или, скорее, воплотились в теле доктора Декстера. Вы научили людей новым способам разрушения, разрушения посредством атомных бомб — «разъялась твердь; тлетворные зарницы низверглись на людские города». О, Лавкрафт знал, о чем пишет, — и Блейк вас тоже узнал. Но оба они умерли. Полагаю, вы попытаетесь убить и меня — чтобы продолжать свое дело беспрепятственно. Вы будете читать лекции, наблюдать за опытами ученых в лабораториях, вдохновляя их, подбрасывая им подсказку за подсказкой касательно новых, еще более мощных способов разрушения. И наконец вы разнесете Землю в пыль.
— Я вас умоляю. — Доктор Декстер примирительно протянул руки. — Придите в себя — позвольте, я дам вам что-нибудь успокоить нервы! Неужто вы сами не понимаете, насколько все это нелепо?
Фиске шагнул к нему, теребя на ходу замочек портфеля. Крышка откинулась, Фиске пошарил внутри. В руке его блеснул револьвер. Дуло неотрывно смотрело прямо в грудь доктора Декстера.
— Конечно нелепо, — пробормотал Фиске. — Никто и не верил в секту «Звездная мудрость», кроме разве двух-трех фанатиков и нескольких невежественных иммигрантов. Никто и не принимал всерьез рассказы Блейка, Лавкрафта или мои, если на то пошло, почитая их своего рода нездоровым развлечением. По той же причине никто вовеки не поверит, будто что-то не так с вами или с так называемым научным изучением атомной энергии и прочими ужасами, что вы собираетесь обрушить на мир, дабы окончательно погубить его. Вот почему я намерен убить вас здесь и сейчас!
— Уберите пистолет!
Фиске внезапно затрясся всем телом во власти неодолимого спазма. Декстер заметил — и шагнул вперед. Глаза юноши выкатились из орбит. Доктор нагнулся к нему.
— А ну назад! — предостерег Фиске. Зубы его конвульсивно стучали, и слова звучали невнятно. — Это все, что мне нужно было узнать. Поскольку вы пребываете в человеческом теле, вас можно уничтожить обычным оружием. И я тебя уничтожу — Ньярлатхотеп!
Палец его дернулся.
Но и доктор Декстер не дремал. Он проворно завел руку за спину и нащупал на стене главный выключатель. Сухой щелчок — и комната погрузилась в непроглядный мрак.
Нет, не непроглядный, ибо взгляд различал слабое свечение.
Лицо и руки доктора Амброза Декстера фосфоресцировали во тьме, точно их одевало пламя. Наверняка существуют виды и формы отравления радием, чреватые подобным эффектом, и, вне всякого сомнения, именно так доктор Декстер и объяснил бы эту странность своему гостю — будь у него такая возможность.
Но возможности не представилось. Эдмунд Фиске услышал щелчок выключателя, увидел фантастические пламенеющие черты — и рухнул лицом вниз на пол.
Не говоря ни слова, доктор Декстер вновь включил свет, подошел к юноше, опустился на колени, поискал пульс. Пульс не прощупывался.
Эдмунд Фиске был мертв.
Доктор вздохнул, поднялся на ноги, вышел из комнаты. Спустился в прихожую, позвал слугу.
