Эрик Хелм - Уцелевший
— Позвонил Ферраро, — проворно ответил Саймон. — Сами знаете, лучший виноторговец Лондона, выбор бесконечный, доставка в течение часа. А потом совсем уж было вознамерился пригласить вас, да только подумал... подумал, заскучаете в незнакомом обществе.
— Скучать? И не подумали бы, слово чести. Однако, мы крадем тебя у прочих гостей.
Широким жестом де Ришло простер левую руку в сторону собравшихся.
— Разумеется, — с чувством согласился Рекс, положил широченную ладонь на плечо Саймона и легонько подтолкнул его к середине салона. — И не смей беспокоиться: пропустим по стаканчику твоего шерри, а потом исчезнем по-английски, ха-ха!
* * *
Первым опомнился Харт.
— Ваша милость, — Харт вымолвил эти два слова медленно и старательно, ибо челюсть неудержимо прыгала и речь вылетала отрывистым лаем, — ваша милость поклялись отпустить живыми тех, кого...
Испанец выразительно поглядел на Монсеррата. Барон еле заметно пожал плечами и тронул зубчатыми шпорами конские бока. Боевой скакун, во многих битвах участвовавший и всякого навидавшийся, звякнул сбруей, приблизился к окровавленной голове Торбьерна, валявшейся неподалеку, и даже ухом не повел, хотя любая лошадь шарахнулась бы от изуродованных останков, невзирая на понукания всадника.
Несколько мгновений Бертран созерцал искаженные капитанским кулаком черты. Латник, исполнивший палаческую обязанность, оказался неловок, и обрубок шеи превратился в мясные лохмотья, из которых остро торчали белые обломки позвонков. Де Монсеррат скривился.
— Я клялся оставить в живых ровно столько негодяев, сколько окажется за спиною главного мерзавца, если тот совершит покойницкую прогулку. Признаю, он поразил меня. Дело стряслось невиданное и доселе небывалое. Посему я намерен явить великодушие сверх обещанного, и пощадить не только восьмерых, как надлежало бы, а всех одиннадцать...
Дружный радостный гомон пленников и тихий недоуменный ропот латников прозвучали в ответ. Седоусый капитан скривился. Испанец отвернулся и кашлянул. Ветер витал в верхушках столетних вязов, отряхивая рыжую листву, тихонько ныл среди черных, словно водой облитых ветвей, словно жаловался кому-то на горькую, непоправимую обиду.
— ...Ни единый из вас не погибнет ни от моей руки, ни от руки моих воинов; ни вилланов моих не страшитесь, ни правосудия королевского. Ибо сие равнялось бы нарушению рыцарской клятвы и вечному бесчестию герба де Монсерратов...
Бертран помолчал и закончил почти ласково:
— Я обещал сохранить ваши презренные жизни. Однако отнюдь не обещал отпускать гнусную шайку подобру-поздорову. Родриго, помнится, ты рассказывал за доброй чаркой о том, как обходятся с пойманными преступниками в горах Монкайо...
* * *
Саймон быстро метнул взгляд на герцога, который с безмятежной улыбкой созерцал окружающее убранство и не придавал ни малейшего значения тому, что старый друг отнюдь не собирается знакомить его и Рекса с прочими гостями.
— Э-э... разрешите представить, господа, — мои старинные, — очень добрые друзья, — сказал Аарон и нервно кашлянул, обмениваясь быстрым взглядом с грузным, луннолицым человеком, в котором, по описанию де Ришло, Рекс незамедлительно признал Мокату.
— О, весьма, весьма приятно! — прошепелявил лысый толстяк сухим, неприветливым голосом. — Всегда рад приветствовать любого, кто навещает Саймона.
Де Ришло холодно поклонился, едва не ответив, что приветствовать, в общем-то, полагается самому хозяину дома, но враждебность, закипавшую в груди, разумнее было до времени придержать, и герцог рассыпался в любезностях, наговорил Мокате тысячу приличествовавших случаю комплиментов, а затем легко и непринужденно обратился к сидевшей неподалеку пожилой даме.
Сохранившая, невзирая на возраст, приятную внешность, изысканно и богато одетая, почти сутулившаяся под весом несчетных драгоценностей, дама держала в пальцах наполовину выкуренную сигару, то и дело жадно затягиваясь.
— Сударыня!
Герцог непринужденно извлек из внутреннего кармана золотой портсигар, содержавший длинные Hoyo de Monterrey, распахнул его и любезно предложил незнакомке:
— Сделайте милость, разрешите угостить вас одной из моих.
Женщина ожгла его коротким проницательным взглядом, протянула пухлую, унизанную перстнями руку, неторопливо и тщательно выбрала самую лучшую гавану, прикурила от протянутой де Ришло спички.
— Благодарью вас, месье. Как видно, ви есть знаток.
Она втянула раздувавшимися ноздрями аромат синеватого дыма и одобрительно кивнула.
— Но, кажется, я имела видьеть вас прежде, уже не могу вспоминать где. Как ваше имья?
— Де Ришло, мадам. А ваше?
— Де Ришло! Ви принадлежите к очень старинная фамилия! — Женщина подняла голову. — Je suis мадам д’Юрфэ, думаю, ви обо мне слыхали.
— Ну, разумеется. — Герцог опять поклонился. — Полагаете, нынешняя вечеринка удастся?
— Если небеса очищаться, ми будем узнавать мною, — загадочно отвечала старуха.
«Эге! — отметил герцог. — Да мы, похоже, намерены воспользоваться обсерваторией Саймона, голубушка? Добро, попытаемся разузнать побольше...»
Но прежде нежели де Ришло приступил к дальнейшим невинным расспросам, Аарон ловко вмешался в беседу и увлек друга прочь, подальше от новой знакомой.
— Звездочетством изволите забавляться, друг мой? — осведомился де Ришло, подходя к буфету.
— Э-э... Да, действительно. Астрономия — чертовски любопытная штука. Хотите икры?
Саймон метнул беспокойный взгляд на Рекса, по уши увязшего в оживленном разговоре с девушкой.
Пышные, блестящие волосы гостьи, бездонные дремотные глаза ее напомнили де Ришло холсты Боттичелли. У девицы, подумал герцог, просто ангельский вид, но ангельский не в христианском смысле этого слова, точно родилась она за пределами назначенного судьбою века... Златокудрая девственница, в чьих жилах струится незримый окружающим огонь. Редкостный тип, женщина великолепного cinquecento, которой надлежало бы жить в Италии, во времена Борджиев...
Де Ришло повернулся к Саймону.
— И весь чудесный домик приобретен тобою исключительно ради того, чтобы воздвигнуть на крыше обсерваторию? Быстро управляешься, кстати, — я восхищен.
— Да. Можете заглянуть в погожую ночку, и понаблюдаем за светилами на досуге.
Голос Аарона зазвучал старым, привычным теплом, и приглашение делалось, безусловно, всерьез. Но герцог основательно и крепко подозревал, что в настоящую минуту Саймон от души посылает и его самого, и Рекса ван Рина ко всем чертям.
— Спасибо, приду с огромным удовольствием, — проворно сказал де Ришло, устремляя глаза через плечо друга и пристально изучая двоих мужчин, расположившихся в сторонке. Один из них, высокий, светловолосый, обращался к человеку постарше, коротко и односложно отвечавшему, но слов, за дальностью расстояния, было не разобрать. Редкие льняные пряди, зачесанные назад, ослепительно белая кожа и красноватые глаза обличали в парне альбиноса. Другой, крепкий и плотный, одетый в шотландский костюм — зеленый клетчатый плед и коричневый кильт, — неторопливо раскачивался с носков на пятки, сцепив руки за спиной, иногда кивая головой. Длинная, встрепанная седая шевелюра и необычная одежда делали его странно похожим на горского барда эпохи Стюартов.
