Вячеслав Денисов - Остров. Забытые заживо
– Пытаются присвоить джекпот этого автомата. Ваш сын щедр.
– Просто он еще не знает цену деньгам.
Питер в это время стоял и смотрел на игральный автомат. Глаза его были подернуты странной пеленой, пальцы на сцепленных на животе руках шевелились, не останавливаясь.
– Попробуй еще раз, – попыталась вдохновить его девочка.
– Бесполезно, – подумав, ответил Питер.
– А ты попробуй.
– Зачем пробовать, если я точно знаю, что это бесполезно.
– А если вместо тебя попробую я?
– И это будет бесполезно. Но если ты кинешь второй жетон, то выиграешь двадцать.
Девочка рассмеялась.
– Как ее зовут? – спросил Макаров.
– Берта.
– Она сейчас выиграет двадцать монет.
– Почему вы в этом уверены?
– Пари?
– И что мне попросить в том случае, если вы проиграете?
Макаров посмотрел на нее.
– А чего бы вы хотели?
– Я хотела бы видеть вас, Александр, в своей каюте через пятнадцать минут.
Он пожал плечами:
– Тогда доверимся судьбе. Если Берта выигрывает двадцать монет, вы поднимаетесь и уходите к себе. Я пе- редаю Питера и Берту на попечение старику-мексиканцу и его подружке и прихожу к вам.
В ее глазах блеснуло разочарование.
– Что-то не так? – спросил Макаров.
– Я просто подумала, как быть, если вы все-таки проиграете. Что, если в поддон не ссыплются двадцать монет, или ссыплется десять или тридцать? – женщина, улыбнувшись, опустила глаза. – Вы будете уже не правы. А мужчина, который не прав, не лучшая награда женщине… Если вы проиграете, нам лучше больше не разговаривать до конца путешествия. Потому что вы только что поставили в зависимость от случайности с шансом один на миллиард исполнение моего желания.
– Быть может, вам дождаться, пока Берта опустит второй жетон, и только после этого судить о моих намерениях?
– Но ведь вы же знаете, что сейчас проиграете! – Глаза красивой женщины блеснули, и это было уже не восхищение, а гнев.
– Попробуете довериться мужчине?
Отвернувшись, она без определенной цели щелкнула застежкой и раскрыла сумочку.
– Кажется, идти напролом – та самая, одна из множества… Мне очень жаль… – она подняла огорченный взгляд.
– Бросай, – приказал Питер Берте.
– Ты уверен?
– Дергай ручку!
– Так вы принимаете пари? – поинтересовался Макаров.
– Простите… – ей хотелось подчеркнуть возник- шее между ними отчуждение, – Макаров… Но я не играю в рулетку на свою постель… Берта! Мы уходим…
– Сейчас!…
Макаров сидел и смотрел на фигуру уходящей Дженни. Он не был с женщиной больше года. И сейчас, разглядывая ноги Дженни под соблазнительным мини, тонкую талию и шелк волос, испытывал желание, сравнимое с жаждой. Барабан, треща, крутился, и женщина, терпеливо ожидая девочку, развернулась к Макарову боком. Теперь он видел ее грудь, и желание впиться в нее губами и застонать от наслаждения стало душить его мертвой хваткой.
Руки ее опустились, когда поддон зазвенел под градом добычи.
– Дженни! – восхищенно вскрикнула Берта. – Я выиграла!
Макаров не мог оторвать взгляд от Дженни. Он водил им по линиям ее тела, чуть запинался о выступающую сквозь тонкий хлопок резинку ее трусиков, видел контуры вдавленного в ее тело бюстгальтера и думал о том, что испытывал бы, если бы ему позволено было ко всему этому прикоснуться.
– Немного, но расходы окупились, – по-хозяйски заметил Питер. Он сгреб из поддона жетоны и пересчитал. – Двадцать. Играем дальше?
– Конечно! – не понимая, к чему такой вопрос, согласилась Берта.
Макаров невозмутимо прикуривал, когда женщина вернулась.
– Что происходит?…
– Берта только что выиграла двадцать монет.
Дженни смотрела на мужчину беспомощно-восхищенным взглядом. Она понимала, что сейчас от него ничего не зависело, но сам факт, что он оказался прав, ее возбуждал.
– Нет… – упрямо прошептала она. – Я очень хочу знать, что сейчас произошло.
– Ничего особенного. Я предложил вам пари, от которого вы отказались. Разве теперь имеет смысл разговаривать на эту тему?
Она обшарила его взглядом.
– Скажите мексиканцу, чтобы он не вздумал предлагать Берте острых блюд. Она аллергик. Когда мы отправлялись в путешествие, нам выдали билеты в двенадцатую каюту.
Она встала и, приложив руку ко лбу, спустилась по лестнице на палубу первого класса. Вскоре звук ее босоножек стал неслышен Макарову.
Через две минуты Макаров с детьми стоял на юте, обговаривая с мексиканцем роль няньки.
– Ты – хороший парень, я возьмусь рассказать этим двоим молокососам о золоте инков, – кивнул старик. – Но хочу тебя предупредить, что только что я намеревался побарахтаться с этой девочкой, – он кивнул на метиску-блондинку. – Я старше тебя вдвое, сам понимаешь, – он взялся за ремень и подергал его вверх- вниз, – годы уже не те. Пока я к бою готов, но через четверть часа, боюсь, мой стальной друг устанет ждать.
– Четверть часа, – пообещал Макаров.
У ее каюты он остановился, взялся за ручку и провел ладонью по лицу. Что ему теперь, всю жизнь мучиться?…
– Ты видишь будущее?… – прошептала она с закрытыми глазами, забираясь руками под его рубашку.
Макаров целовал ее ухо, одной рукой ища застежку на бюстгальтере, второй тянул вниз резинку трусиков.
– Отчасти…
– Тогда предскажи… что ждет нас совсем скоро…
– Грязные ругательства на испанском языке…
Калининград, июль 2009 года…
Питер подтянул одеяло и закрыл глаза. Раньше Макаров думал, что бессонница Питера связана с боязнью темноты, и поэтому, уходя, оставлял свет. Сразу после его ухода Питер вставал и щелкал выключателем. Мрак живо проникал во все уголки комнаты, забирался под кровать и там замирал. И тогда Питер укладывался и с закрытыми глазами ждал.
Вот и сейчас он лежал и ждал. Вчера он сказал отцу, что темнота ему не помеха. «Точно?» – переспросил тот. Питер сказал, что он знает. И отец, потрепав его по плечу – целовать сына он перестал, когда Питеру исполнилось в сентябре двенадцать, – вышел.
«Если он остановит машину и заглушит двигатель, то потом ее не заведет, – думал он, моргая закрытыми глазами. – Зато они помирятся».
Проходили пять минут, шесть, семь… Это были самые ненавистные минуты. Питер не знал наверняка, когда подъедет машина, но был уверен, что она обязательно появится. И это ожидание лишало его сна. Нужно было ждать. Питер не знал, кто подъедет, но машина будет непременно – «Вольво»; мужчина – в короткой кожаной куртке, женщина – в брюках. Остальное представлялось смутно. Разговор будет о ребенке. Мужчина будет кричать на женщину, потому что та убила ребенка. Питер засомневался только насчет куртки. Духота на улице такая, что кожаная куртка, хотя бы и короткая, – это чересчур.
