Нил Гейман - Книга кладбищ
— Мальчик, что ты делаешь?
Ник поднял глаза. Кто-то стоял за кустом можжевельника и рассматривал его.
— Ничего, — ответил он и высунул язык.
Лицо за можжевельником сморщилось, став похожим на рожицу горгульи, которая выкатила глаза и тоже высунула язык. Затем она снова превратилась в лицо девочки.
— Вот это круто, — восхищённо сказал Ник.
— Я умею строить классные рожи, — сказала девочка. — Смотри, какая. — Она одним пальцем подняла кончик носа, растянула рот в улыбке до ушей, скосила глаза и надула щёки. — Знаешь, что это?
— Нет.
— Это же свинка, глупый.
— А, — Ник задумался. — Ты имеешь в виду, как в азбуке, «свинья» на букву «с»?
— Конечно. Подожди.
Она обошла куст можжевельника и встала рядом с Ником, который поднялся на ноги. Она была немного старше него, немного выше, и была одета в яркие цвета: жёлтый, розовый и оранжевый. Ник в своём сером саване почувствовал себя унылым замарашкой.
— Сколько тебе лет? — спросила девочка. — Что ты здесь делаешь? Ты живёшь здесь? Как тебя зовут?
— Я не знаю, — ответил Ник.
— Не знаешь, как тебя зовут? — удивилась девочка. — Да всё ты знаешь. Все знают, как их зовут. Врунишка!
— Я знаю свое имя, — сказал Ник. — И я знаю, что я здесь делаю. Но я не знаю другую штуку, которую ты спросила.
— Сколько тебе лет?
Ник кивнул.
— Ну, — сказала девочка, — когда твой день рождения?
— У меня его нет, — сказал Ник. — И никогда не было.
— У всех есть дни рождения! Хочешь сказать, у тебя никогда не было торта со свечками и всякого такого?
Ник покачал головой. Девочка посмотрела на него с сочувствием.
— Бедняжка. А мне пять лет. Спорим, тебе тоже пять?
Ник радостно закивал. Он не собирался спорить с новой подругой. С ней было весело.
Она рассказала, что её зовут Скарлетт Эмбер Перкинс, и что она живёт в квартире, в доме без сада. Её мама сидит на скамейке возле часовни у подножия холма и читает журнал. Она велела Скарлетт как следует погулять и возвращаться через полчаса, и ещё сказала, чтобы она не искала приключений и не разговаривала с незнакомцами.
— Я незнакомец, — сообщил Ник.
— Вовсе нет, — уверенно сказала Скарлетт. — Ты маленький мальчик. Потом добавила:
— А ещё ты мой друг. Так что ты — знакомец.
Ник редко улыбался, но тут он улыбнулся широко и восторженно.
— Я твой друг! — повторил он.
— Как тебя зовут?
— Ник. А полностью — Никто.
Она засмеялась.
— Какое странное имя. — А что ты делаешь?
— Буквы учу, — ответил Ник. — По надгробиям. Срисовываю надписи.
— Можно, я тоже буду с тобой?
В первый миг Нику захотелось отказаться, ведь могильные плиты принадлежали только ему, но он тут же понял, как это глупо: ведь некоторые вещи гораздо приятнее делать за компанию с другом, тем более в такой солнечный день. Он сказал:
— Давай.
Они списывали имена с могильных плит, Скарлетт помогала Нику читать незнакомые имена и слова, а Ник переводил для Скарлетт латынь, если сам понимал, что она значит. Время пронеслось незаметно, и им показалось, что слишком рано с нижней части холма раздался крик:
— Скарлетт!
Девочка протянула Нику бумагу и мелки.
— Мне нужно идти, — сказала она.
— Ещё увидимся, — сказал Ник. — Правда?
— А где ты живёшь? — спросила она.
— Здесь, — ответил Ник. Потом он стоял и провожал её взглядом, пока она сбегала с холма.
По дороге домой Скарлетт рассказала своей матери о мальчике, которого зовут Никто, который живёт на кладбище и который играл с ней. Тем же вечером мать пересказала это отцу Скарлетт, который ответил, что считает воображаемых друзей нормальным явлением для такого возраста, и беспокоиться не о чем, а также что им повезло, что они живут рядом с заповедником.
После той встречи Скарлетт никогда больше не замечала Ника первой. В погожие дни кто-нибудь из родителей приводил её на кладбище и оставался читать на скамейке, пока Скарлетт бродила по дорожкам ярко-зелёным, ярко-оранжевым или ярко-розовым пятном и всё изучала. Затем, рано или поздно, она замечала серьёзное лицо и серые глаза, глядевшие на неё из-под шевелюры мышиного цвета, а потом они играли в прятки, куда-нибудь карабкались или тихонько подкрадывались к старой часовне, чтобы понаблюдать за живущими там кроликами.
Ник познакомил Скарлетт с некоторыми своими друзьями. Ничего, что она не могла их видеть. Её родители утверждали, что она выдумала Ника, и что в этом нет ничего плохого — её мать какое-то время даже предлагала выделить для Ника отдельное место за обеденным столом. Так что Скарлетт не удивилась, что у Ника тоже есть воображаемые друзья. Он передавал ей их слова.
— Бартелби говорит, что твой лик — аки разчвякленная слива, — говорил он ей.
— Сам такой. А почему он так смешно говорит? Может, он хотел сказать «раздавленный помидор»?
— Наверное, там, откуда он приехал, не было помидоров, — ответил Ник. — Поэтому они там так говорят.
Скарлетт была счастлива. Она была умным и одиноким ребёнком. Её мать удалённо работала на университет: обучала людей, которых никогда не видела, и проверяла задания по английскому языку, которые ей присылали по электронной почте, а затем отсылала обратно письма с замечаниями. Отец Скарлетт преподавал физику элементарных частиц, которую, по словам Скарлетт, много кто хотел преподавать, но почему-то мало кто хотел изучать, так что семья всё время переезжала из одного университетского городка в другой, и в каждом отец надеялся найти постоянную работу, но всё тщетно.
— Что такое физика элементарных частиц? — спросил Ник.
Скарлетт пожала плечами.
— Ну смотри, — сказала она, — есть атомы, это такие маленькие штучки, что их даже увидеть нельзя, и всё из них сделано. А есть штучки, которые ещё меньше, чем атомы, и вот это — физика элементарных частиц.
Ник кивнул и подумал, что отец Скарлетт, наверное, увлекается воображаемыми вещами.
Каждый день после обеда Ник и Скарлетт вместе бродили по кладбищу, обводили имена покойных пальцем и переписывали их на бумагу. Ник рассказывал Скарлетт всё, что знал про обитателя той или иной могилы, мавзолея или склепа, а она рассказывала ему истории, которые прочитала или услышала. Иногда она рассказывала ему о внешнем мире: о машинах и автобусах, телевидении и самолётах (Ник видел, как они пролетали высоко в небе, и думал, что это большие шумные серебристые птицы, но никогда раньше ими не интересовался). Он, в свою очередь, рассказывал ей о тех временах, когда люди из могил были ещё живы — например, как Себастьян Ридер ездил в Лондон и видел королеву, оказавшуюся толстухой в меховой шапке, которая на всех злобно глазела и не говорила по-английски. Себастьян Ридер не помнил, что это была за королева, но полагал, что королевой она была не очень долго.
