Артем Каменистый - Радиус Поражения
– Нет, не тот. И даже не родственник. В России полтора миллиона Рощиных — просто однофамилец.
– Это хорошо, — улыбнулся СБУ-шник. — Тот ваш однофамилец плохую там о себе память оставил, при ликвидации арсенала. Дел наделал…
– Не он один. Безъядерный статус дался Украине нелегко — все ведь в дикой спешке делалось, на нервах, при давлении с верхов нешуточном.
– Да, естественно. Проблем тогда хватало… как и сейчас… Ну так что — к делу?
– Можно.
– Да вы присаживайтесь. Как я понимаю, вас очень интересуют стволы, которые изъяли у задержанных? Примчались вы быстро — запрос-то этим утром давали.
– Стволы? Мне сообщили только об одном пистолете — его номер прошел в запросе от вас. Мы этот пистолет очень давно ищем — если бы не сотрудничество, так бы и не узнали.
– Да, в запросе мы передали только один номер, но пистолетов все же имеется два. Вам, думаю, надо самому на это чудо взглянуть.
Грищенко подвинул к краю стола два пакета с пистолетами:
– Можете развернуть — все пальчики и образцы с них уже сняты. Даже рекомендую развернуть — сквозь пленку видно хорошо, но без нее вам ЭТО гораздо больше понравится.
Следователь явно пытался Рощина заинтриговать, и у него это неплохо получалось — тот начал ощущать приближение новых сложностей в этом и без того непростом деле. Или наоборот — мига триумфа. Но во второе верилось слабо.
Развернув первый пистолет, Рощин бегло его осмотрел, удовлетворенно произнес:
– Да — это наш ствол. Номер сходится.
– Вы на второй посмотрите. Хорошенечко посмотрите, — с непонятным намеком попросил Грищенко.
Игнорировать просьбу Рощин не стал. Развернул. Посмотрел. Посмотрел внимательно. С трудом удержал руки на месте — те неудержимо потянулись протирать глаза. Грищенко, добродушно улыбнувшись, уточнил:
– Так что — это тоже ваш?
– Похоже, тоже мой… — растерянно произнес Рощин. — Оба мои. Номера ведь одинаковые. Что за бред — кому понадобилось номер набивать такой же! Я понимаю, когда номера вытравляют, чтобы скрыть происхождение ствола, но это…
– Номер заводской — наши эксперты следов перебивки не обнаружили. Да вы посмотрите внимательно — как я просил. Вот, видите царапину на рукояти? А теперь на второй взгляните — та же царапина. И вот это сравните, и здесь вот. Можете разобрать, осмотреть внутренности. Но можете и не разбирать — эти пистолеты точная копия друг друга, их уже много раз до мелочей осматривали. И дело даже не в номерах — у них все одинаковое. Они полностью идентичны. Царапины, потертости, следы коррозии, даже частицы мусора в механизме и стволах — все совпадает. До молекулы совпадает… наверное…
Рощин, не переставая изучать пистолеты, с каждым мгновением выглядел все растеряннее и растеряннее. К такому он готов не был. Может «хохлы» решили пошутить над российским «гостем»? Бред — не нужно им это. Тогда что здесь происходит?
Грищенко, озвучивая его мысли, продолжил:
– Вы, похоже, удивлены. Как и мы. Мы, кстати, надеялись, что вы нам проясните, откуда взялись эти пистолеты-близнецы.
Рощин напрягся. Рассказать? Это, в общем-то, не гостайна, но информация не для всех. Не рассказывать? Тогда вряд ли ему позволят переговорить с задержанными. А без этого разговора он ничего не узнает — местные службисты в таком же недоумении, как и он. Ему не хотелось даже думать, что он будет объяснять по возвращении. Сказку о пистолетах, будто вышедших из-под ксерокса, начальство воспримет негативно. Странная информация и бесполезная — ответов ведь нет. Выслушав столь удивительные новости, озлобленное руководство начнет на практике ему доказывать все плюсы и минусы нетрадиционной сексуальной ориентации. Ему нужно обязательно добиться от местных содействия, значит, придется делиться. Пусть не все, но кое-что рассказать можно.
– Этот пистолет пропал семь лет назад. Пропал с нашего объекта. Если точнее — на объект было совершено разбойное нападение. Погибло несколько наших солдат и офицер. Этот «Макаров»[7] был у убитого офицера. При нападении было похищено и другое армейское имущество. С тех пор это дело так и висит — ни малейших следов не нашли. Этот первый.
– «Макаров»? — хмыкнул Грищенко. — Не думал я, что ваши бойцы охраняют ядерные арсеналы с таким старьем.
– Это был не арсенал. Ядерного оружия или его компонентов на объекте не было. Вспомогательное хозяйство и склады с разным хламом. Но все же это был наш объект. И находился он внутри охраняемого периметра. Солдат убили холодным оружием — те не оказали сопротивления. Простые срочники. Но вот на периметре стояли те еще волкодавы — мимо них не проскочить. Однако они ничего подозрительного не заметили. Также электронные средства охраны не сработали. Незадолго до случившегося объект использовался как пункт складирования компонентов ядерного оружия, для дальнейшей отправки на утилизацию — его уничтожали по международному договору. Все это уже прекратилось, но охрана оставалась серьезной. Сами понимаете, что такое ЧП не могло не наделать шума.
– То есть, если бы нападение произошло на полгода раньше, эти ребята могли бы получить доступ к…
– Да, именно так. У них был шанс получить то, с помощью чего, при наличии специалистов и вполне доступного оборудования, можно было сделать взрывное устройство. Очень серьезное устройство. Хотя это маловероятно — материалы находились за вторым периметром, в спецскладе, в тяжелых контейнерах, под усиленной охраной. Но вы должны понимать — это все равно серьезное ЧП.
– Я что-то подобное и подозревал. Вы ведь не из военной прокуратуры, и не из конторы. Двенадцатое ГУМО… Что там еще пропало, кроме пистолета? Может у нас где-то тоже всплывало.
– Ничего серьезного. Но если б всплыло, об этом бы стало известно.
– А все же? Если это не атомные материалы, то, надо понимать, меры секретности в таком деле не драконовские. Вы мне шепнете — я вам помогу. Сами ведь понимаете.
– Понимаю. Но вам это ничем не поможет. К примеру, при том нападении пропал бронетранспортер. Бесследно пропал — семь лет уже ищем, и все без толку.
– Прелестно, — восхитился Грищенко. — И охрана периметра этого не заметила?
– Именно так.
– Из охраняемого бокса в районе склада для хранения частей ядерных боеголовок пропал БТР…[8] Совсем пропал… И в ту страшную ночь даже собака не гавкнула… Теперь я понимаю ваш необычный интерес к этому пистолету…
– Я седьмой год занимаюсь этим делом, сталкивался и с другими подобными случаями, но не на наших объектах. У меня нет доказательств, но я почти уверен, что здесь действует целая шайка. Это профессионалы. Они всех в тупик ставят. Меня в холодный пот бросает при мысли о том, что им захочется украсть у нас что-то по-настоящему серьезное. Мы не понимаем, как им противостоять — они будто невидимки. Пропадало оружие, боеприпасы, военная техника, документация. У нас, конечно, частенько воруют — куда ж без этого, но здесь не воровство — здесь мистика какая-то. То, что они делают, невозможно. Тот бронетранспортер был похищен зимой. Утром на свежевыпавшем снегу не было следов. На единственной автодороге их тоже не было. Охрана ничего не заметила. Ворота бокса не открывались — пломбы нетронуты, причем эксперт поклялся мамой, что, судя по следам коррозии, никто их не открывал несколько месяцев. Бронетранспортер попросту испарился. А он ведь большой. И тяжелый. Мне было нелегко докладывать об этом начальству…
