Елена Артамонова - Большая книга ужасов – 54 (сборник)
– Милое дело! И как от этого избавиться?
– Никак. – Незнакомец развел руками. – Вы же не можете все забыть. Кстати, возвращаясь к нашим проблемам, я знаю, ты стал настоящим часовых дел мастером, не подскажешь, на сколько частей разделен циферблат обычных часов?
– Что? – вопрос призрака меня озадачил. – На двенадцать. Кажется, были еще циферблаты, разделенные на двадцать четыре части, но они не получили широкого распространения.
– А сколько делений на неправильных часах?
– Я не знаю, что это такое.
– Верный ответ: столько же, сколько месяцев в году.
– Простите…
Разглядывая тощего черноволосого итальянца с мрачной улыбочкой, я гадал, могут ли призраки сходить с ума, или это прижизненное состояние души не проходит и после смерти.
– Мио амико, трудно отыскать путеводную нить в паутине, но хорошо знать, что она все же существует. Я не случайно припомнил пауков. В конце концов, именно Паук торопит нашего знакомого, заставляя откладывать иные дела. Путеводная нить приведет к неправильным часам. Разбей их! Но для начала посмотри на небо. Астрология – древнейшая из наук…
– Послушайте, господин Незнакомец, если вы решили помочь нам, выражайтесь чуть поконкретней, я не понимаю всех этих шарад и иносказаний.
– Если бы я мог! Рассуждения на абстрактные темы даются мне значительно лучше, Петр. Тебе не доводилось видеть сотни тысяч горящих на снегу свечей?
– Доводилось. На спиритических сеансах у Акулиничевой. Раньше меня никогда не посещали видения, я посмеивался над Светкой и вдруг…
– У Светы особый дар, а твои видения связаны с сознанием Часовщика. Ваши души сильно сблизились.
– Это опасно?
– Не поддавайся его воле и живи своей жизнью.
– Вы начали рассказывать о свечах.
– Пикколо люмэ делла кандела[8] во мраке вечной ночи. Свеча горит – человек живет, когда она догорает – приходит смерть. Но теперь некоторые свечи гаснут, не сгорев до конца. В вашем мире существование человека, чья свеча безвременно угасла, еще длится какое – то время, но в этой жизни нет места чувствам и желаниям. Жизнь по инерции… Они гибнут от полного равнодушия, им ничего не нужно. Чем больше у человека эмоций, тем скорее все завершается, но даже самые твердолобые субъекты, утратив свой огонек, живут не больше года.
– Я видел такие погасшие свечи.
– Правда, это хорошая месть – погасить все свечи, превратить людей в бесчувственных зомби и наблюдать, как медленно умирают их тела? А как все начиналось – благоденствие человечества, вечная жизнь без страха и скорби… Ты и сам знаешь, куда ведут благие намерения.
– Почему Часовщик одержим местью? Как он дошел до такой лютой ненависти ко всему живому?
– Я думаю, он сам тебе расскажет. – Незнакомец поднялся с кресла и стал рассматривать висевшие по стенам фотографии.
– Неужели ничего нельзя изменить?
– Можно. Но времени осталось не так много. При определенных условиях я бы и сам мог избавить мир от этого одержимого маньяка, но пока не произойдет нечто, сей подвиг выше моих сил. К сожалению, Петя, я не могу разъяснить, что необходимо сделать, – это запретная для меня тема. Остается надеяться – ты сам пройдешь весь путь.
– Послушайте, вы ставите не на того! Кошмары вернулись, Часовщик сделал меня жертвой! Смотрите… – я протянул ладонь с кровоточащей царапиной. – Это значит, что скоро погаснет и моя свеча.
– Совершая магические действия над кровью жертв, Часовщик усиливает пришедшие из детства страхи. Это позволяет ему забирать эмоции, но помни, Петр, у человека есть выбор, ты можешь защитить себя.
– Легко сказать!
Незнакомец в Черном собрался уходить. Приблизившись к двери, он протянул руку, и дверная створка распахнулась сама собой.
– А я думал, что духи просачиваются сквозь стены.
– Предпочитаю человеческий стиль посещений, – усмехнулся призрак.
– Не напугайте деда. Один раз по вашей вине он уже попадал в больницу.
– Прости, но в этом не было злого умысла. Чем моложе человек, тем легче он воспринимает все, выходящее за грань возможного, а твой дедушка не смог принять чудо таким, какое оно есть. Я не прощаюсь, Петр, нам еще предстоит встреча.
Незнакомец уверенной, полной достоинства походкой прошествовал в прихожую, силой взгляда открыл запертую на три замка дверь и вышел из квартиры.
День десятый. Под созвездием Арахны
Остаток ночи я провел без сновидений, а проснувшись, решил воспользоваться советом Незнакомца и пополнить свои весьма скудные астрологические познания. Поскольку школьная программа не включала в себя курс древней лженауки, пришлось проигнорировать занятия в школе и отправиться на поиски других источников информации. Рассчитывать на библиотеки не приходилось – туда уже лет десять не поступали новые книги – и оставалось только совершить набег на книжные магазины. Подумав так, я вышел из дома и направился к Кутузовской улице, где располагался самый большой из них.
Солнечное утро настраивало на благодушный лад, и сжавшее сердце предчувствие опасности напомнило гром среди ясного неба. Плохо соображая, что делаю, я подскочил к дому, вжался в покрытую растрескавшейся штукатуркой стену и в тот же миг едва не оглох от рева мотора – окутанный облаком пыли автомобиль вылетел из – за поворота, пронесся прямо по тротуару и почти мгновенно скрылся в конце улочки… Кажется, это был серый, с затемненными стеклами драндулет сороковых-пятидесятых годов, обладавший необычной для своего возраста и устройства скоростью.
– Эй, что вы делаете! Стойте! – закричал я, но улица опустела, и только в ее конце еще клубилось легкое облачко пыли.
Немного придя в себя, я отправился дальше, раздумывая о том, что школьные прогулы неожиданно могут обернуться весьма опасным времяпрепровождением. Книжный магазин на Кутузовской открылся минут пятнадцать назад, и в нем почти не было покупателей. Миновав турникет, я начал бродить вдоль стеллажей и прилавков, разыскивая нужный раздел. Наконец мое внимание привлекли разноцветные обложки с броскими заголовками, обещавшими раскрыть тайны пирамид, загадки Атлантиды, рассказать о визитах НЛО и научить правильно толковать сны. В углу полки стояло около десятка книг, посвященных гороскопам и предсказаниям судьбы по звездам. Я начал наугад вытаскивать напечатанные на газетной бумаге пухлые тома, перелистывал их, но не находил ничего, заслуживавшего внимания.
– Толкачев, а я думала, ты в школе!
– То же можно было сказать и о тебе. – Сзади меня стояла бледная, невыспавшаяся Акулиничева. – С каких это пор вы, сударыня, сделались прогульщицей?
