Татьяна Корсакова - Дом у Чертова озера
К следующему турниру Варя готовилась уже намного основательнее. Не в смысле техники, а в смысле экипировки. Униформа тоже может быть стильной, надо лишь приложить фантазию и определенную сумму денег. У нее было и то, и другое, а еще возможность воспользоваться услугами очень хорошего визажиста. Прическа, макияж, маникюр – все должно быть идеальным. Да, она бильярдистка, в каком то смысле спортсменка, но в первую очередь она женщина, и чувство собственной ущербности ни в коем случае не должно отвлекать от игры.
Время летело быстро. По мере того как росло ее мастерство, росли и гонорары. Варин уровень позволял ей участвовать в официальных чемпионатах, но она предпочитала закрытые турниры. В первую очередь потому, что не хотела придавать огласке свое увлечение. Во вторую – потому, что на коммерческих турнирах ставки были значительно выше, а деньги – это хоть и не главный, но все же немаловажный аспект, особенно для провинциалки, пытающейся выжить в Москве.
По большому счету, Варе было все равно, с кем играть: с мужчиной или женщиной. Довольно часто ее приглашали на смешанные турниры, и это особенно тонизировало, потому что женщина бильярдистка, какой бы успешной и профессиональной она ни была, почти неизбежно уступала в мастерстве коллегам мужчинам, и Варе было особенно приятно на деле доказать, что она особенная, исключение из правил. Это было даже забавно. Если соперник не играл с ней раньше, то, как правило, был настроен весьма скептически и все предыдущие ее заслуги списывал исключительно на везение. Она не спорила, она просто на деле доказывала свою состоятельность. Нет, Варя не была непобедимой. Ей доводилось терпеть поражения, но от мастеров такого уровня, что сам факт игры с ним можно было смело записывать в актив.
Ворон, несомненно, играл хорошо, для любителя… Еще не начав партию, Варя уже знала, каким будет исход. Да, это нечестно. А разве он поступил с ней честно? От обиды до сих пор больно дышать. Та девица… И он еще пытается что то объяснить, словно это теперь имеет хоть какое нибудь значение. Прав Жуан, она самая настоящая дура, если дважды позволила себя использовать.
Наверное, именно из за обиды она была беспощадна к его эго и не собиралась играть в поддавки. Ну, разве что самую малость, исключительно для собственного удовольствия…
Ворон перенес поражение внешне спокойно: крепко, до боли в пальцах, пожал ей руку, сказал с мрачной веселостью:
– Поздравляю с победой. Теперь ты единственная хозяйка дома у Чертова озера.
Она не успела ничего ответить, ее опередил Жуан.
– С чего бы это? – Его лицо приняло бурачный оттенок. – С чего это она хозяйка?!
– С того, что она нас обыграла. – Ворон посмотрел на него с удивлением. – Ты забыл уговор?
– Какой уговор?! – Жуан затряс головой. – Не было никакого уговора! Не знаю, о чем вы там договаривались, но лично я в ваши игры не играю! Ишь, чего удумали – не стану я из за какой то паршивой шутки отказываться от такой кучи бабла!
– Сам ты куча! – сказал Ворон, многозначительно рассматривая свои кулачищи.
– Только тронь меня! – взвизгнул Жуан и с неожиданным проворством отскочил. – Засужу паскуду! Если хоть одним пальцем… Это мой дом! Поняли?! Я единственный законный наследник, а вы двое – ублюдочное отродье! – Брызжа слюной и размахивая руками, он отступил к двери. – Можешь отдать ей свою долю, если такой добренький, а я пас! У меня есть голова на плечах!
– Я сейчас тебе эту голову откручу, – пообещал Ворон.
– Не трогай его. – Варя отложила кий. – Он же под стать своему предку. Такая же скотина.
– И тебя засужу! – Жуан погрозил ей пальцем. – За оскорбление государственного лица.
– И у кого это здесь лицо? – саркастически хмыкнул Эйнштейн. – У тебя, Жуан, не лицо, а поросячья харя! И душонка такая же поросячья.
– А тебя, полудурок, – Жуан затрясся в бессильной злобе. – Я тебя знаешь что?.. – Он не договорил, досадливо махнул рукой и выскочил из комнаты.
– Вот ведь скотина! – Ворон врезал кулаком по столу. – Эйнштейн, может, ему и вправду морду набить?
– Не нужно никому бить морду. – Варя отошла к открытому окну. Снаружи было теплее, чем в доме. Или ей это только показалось?
– Нам нужно поговорить. – Затылок опалило чужое горячее дыхание. – То, что ты сегодня видела… все не так.
– Я ничего не видела. – Она зажмурилась, чтобы в самом деле ничего не видеть.
– Эта девочка просто взялась меня подвезти. Я выпил с Вованом пива, ну и, сама понимаешь…
– Да, я понимаю. – Она кивнула и повернулась спиной к окну, лицом к Ворону. – Влад, я отказываюсь от нашего спора. Твоя доля наследства останется с тобой, не нужно мне ничего объяснять.
– Ты думаешь, это все из за денег? – В его цыганских глазах зажегся недобрый огонь.
Варя так не думала, но из какого то непонятного упрямства кивнула.
– Дура ты, Савельева. – В голосе Ворона больше не чувствовалось злости, лишь мрачная решимость. Он посмотрел на нее очень внимательно, просто душу наизнанку вывернул взглядом, а потом вдруг спросил: – Мне уехать прямо сейчас, или позволишь остаться в твоем доме до утра?
Ответить Варя не успела – по дому разнесся вопль Жуана: истошный, полный ужаса и боли.
– Твою ж мать… – Взгляд Ворона сделался растерянным. – Опять начинается.
Это было ужасно – то, что они увидели. С душераздирающими криками по главному залу метался не человек, а огненный вихрь. Мерзко, до тошноты, пахло паленой плотью. У вихря был голос Жуана…
Ворон пришел в себя первым, сорвал со стены гобелен, попытался набросить его на Жуана, но тот, обезумев от боли, не позволял к себе приблизиться. Наконец совместными усилиями Эйнштейна и Ворона удалось завалить его на пол и сбить пламя.
– «Скорую»! – заорал Ворон, пытаясь обездвижить беснующегося Жуана и не позволить тому покалечить себя еще больше. – Кто нибудь, вызовите «Скорую»!
Парализованная увиденным, Варя схватилась за мобильник и теперь тупо смотрела на него, не соображая, какой номер нужно набрать. На помощь пришел Эйнштейн. Ему было не впервой вызывать в этот проклятый дом «Скорую помощь»…
Жуан больше не кричал. Смотреть на него было страшно, отвести взгляд невозможно. Одежда почти полностью сгорела, а на лице, превратившемся в кровавое месиво, какой то своей, особенной, жизнью жили глаза. Они в упор глядели на Варю, жалобно и испуганно одновременно, а потом из обожженного горла вырвался слабый хрип:
– Ба… Барбара.
Варя отшатнулась. Затылок и спину сковало холодом, воздух в легких закончился. Уже почти теряя сознание, она нашарила ингалятор, сделала спасительный вдох.
