Юрий Бурносов - Чудовищ нет
– Вон! Все вон! – завопили сзади.
Над головой грохнуло, посыпалась штукатурка.
– Всем оставаться на местах! Лечь на пол!
Это кричал, кажется, Горбатов; Иван Иванович его не видел, полностью сосредоточившись на Кречинском. Демон застыл на месте, будучи, казалось, ошеломлен, и Рязанов прыгнул на него прямо через стол. В руке он держал то, что казалось ему наиболее уместным оружием в данной ситуации: камешки старого Овсея Цихеса – Эль, Элое, Саббаот, Адонай, Тетраграмматон. Расплеснув соус тартар, Иван Иванович сбил Кречинского вместе со стулом на пол и принялся запихивать ему в рот амулеты. Демон корчился, выказывая недюжинную силу, но Рязанов вцепился в него и не выпускал. На спину посыпался град мелких ударов – наверное, Аглая… Иван Иванович не обращал на них внимания. «Можете не носить с собою попусту эти варварские амулеты. Уверяю, меня они нисколько не беспокоят», – сказал вчера Кречинский. Стоило ли говорить об этом только ради демонстрации своего превосходства? Или демон все-таки опасался? Судя по тому, как задыхался сейчас Кречинский, как ослабли его руки, опасался, и не зря. Втискивая в хрипящую глотку скользкие от слюны камни, Иван Иванович не слышал, что происходит вокруг, и его вернули к реальности лишь выстрелы, загремевшие над самой головою. Затем кто-то потащил его прочь, ухватив за плечи.
– Полноте, господин Рязанов, голубчик… да оставьте вы его… – бормотал знакомый перепуганный голос.
Иван Иванович раздернул ворот, кто-то сунул в руку холодную рюмку, посоветовал:
– Выпейте, выпейте…
Рязанов глотнул водки, поставил рюмку куда-то в пустоту.
– Вяжите его… – пробормотал он. – Вяжите.
– Вяжут уже, – успокоил все тот же знакомый голос. Федор Ермиевич Свиньин, утирая с лица пот платочком, присел на корточки рядом. – Вы-то целы?
– Цел, – сказал Иван Иванович. В самом деле, стреляли ведь, кажется, не в него… – Кто стрелял?
– Дама, – развел руками полицмейстер. – А потом Брюханов, из моих…
– В кого?
– Да в нее же, – пояснил полицмейстер. – Она сначала в полковника, а потом в вас было намерилась, тут ее Брюханов и… того…
– Постойте… – Иван Иванович оттолкнул руки Свиньина и поднялся сам. – Что это означает – того?
– Да вроде насмерть, – виновато сказал полицмейстер.
Аглая лежала навзничь возле перевернутого столика. На щеке – белые пятна соуса, на груди – алая кровавая роза. В руке до сих пор зажат револьвер, французский офицерский «шамело», неудобная тяжелая вещь, – где она могла ее прятать?!
– Брюханов! Где Брюханов! – Иван Иванович заозирался, раздернул ворот еще шире.
Подвели одного из чесучовых господ.
– Что ж ты, а? – спросил Иван Иванович.
Брюханов огладил полы сюртука, кашлянул виновато. Из-за его спины выступил полицмейстер.
– Не вините его, – сказал Свиньин. – Гляньте вот лучше сюда.
Горбатов умер с салфеткою, аккуратно заправленной за воротник. Ослепительно белая, она странным образом гармонировала с окровавленным лицом полковника, которому пуля попала прямо в лоб. Аглая, оказывается, неплохо стреляла, хотя все это могло быть и случайностью… Очень часто первые в жизни выстрелы бывают удачными. Правда, столь же часто они бывают и последними…
– Константин Дмитриевич… – прошептал Рязанов.
Почему-то смерть полковника потрясла его больше, нежели потеря Аглаи. Может быть, оттого, что Аглаю он потерял уже давно, а Горбатов пришел сюда частным образом, чтобы помочь. Вспоминал Одессу, скучал по работе…
– Вас спрашивают, ваше высокоблагородие, – деликатно потрогав Ивана Ивановича за локоток, сказал второй чесучовый костюм.
– Кто там еще?
– Господин чиновник особых поручений губернатора, Макаров Иван Аполлинарьевич. Как раз ужинали здесь. Да вот они идут…
Молодой человек весьма приятной наружности шел через зал, огибая столики, и выглядел крайне раздраженным.
– Кто вы такой? – воскликнул он. – Что все это означает?
– Позвольте объяснить, – встрял было Свиньин.
Но чиновник отвел его рукою:
– Помолчи уж, Федор Ермиевич! Повторяю вопрос: кто вы такой?
– Титулярный советник Рязанов, приехал сюда по поручению Михаила Тариеловича Лорис-Меликова, – отрекомендовался Иван Иванович, понимая, что сейчас соблюдать инкогнито попросту не имеет смысла. – Прошу меня простить, господин Макаров, у меня дела.
Утративший дар речи Макаров остался стоять, не обращая внимания на бросившегося к нему полицмейстера, а Иван Иванович подошел к связанному Кречинскому. Демон лежал на боку, а Брюханов придавливал его коленом к полу. Поодаль валялся один из камешков Цихеса, каковой Иван Иванович поднял и положил в карман. Остальные, вероятно, проглотил Кречинский…
– Вы довольны? – спросил Иван Иванович, опускаясь на корточки.
– Ваш костюм испорчен, – прохрипел Кречинский. – Соус и красное вино…
– Зачем вы привели девушку? Неужели нельзя было обойтись без этого?
– Зато вы увидели всё: чего стоит ваша любовь, чего стоит ваша верность… Главное – правильные слова, умение их придумать и сказать. И потом, неужели вы думаете, что победили? Вы смешны, господин Рязанов. И не забывайте про дамоклов меч.
– Не забуду. Ты, братец, – обратился Иван Иванович к Брюханову, – молодец, все правильно сделал. Вот тебе рубль. Хотя нет, постой… держи еще. Выпей за мое здоровье, коли уж спас меня.
– Премного благодарю, ваше высокоблагородие! – прогудел Брюханов, не отпуская плененного Кречинского.
– А за этим господином следи! Свяжите его еще покрепче, пожалуй.
– Куда уж крепче, ваше высокоблагородие. – Брюханов посмотрел на скрученные за спиной руки Кречинского.
– В железо его. Скажешь Свиньину, я приказал. Понял?!
– Понял, ваше высокоблагородие, – промямлил Брюханов.
В ушах стоял невообразимый гул, и Иван Иванович забеспокоился, что может потерять сознание. Он сел на стул, торопливо придвинутый вторым полицейским в чесуче, и попросил подать рюмку водки. Водку тотчас же принесли, как раз появился и доктор. Седенький и благообразный, он на мгновение задержался подле Аглаи, так же быстро взглянул на полковника и развел руками:
– Могу только констатировать смерть. Как жаль, такое милое дитя… Вижу, вы пьете водку? Пожалуй, я тоже выпью…
Доктор, не чинясь, опрокинул напиток в рот, промокнул коротенькие усы салфеткою и заметил:
– Ужас, милостивый государь! Ужас! Юная чистая девушка, и – вот-с… Во цвете лет! Что им нужно, хотел бы я знать? Почему не вышивание они в руки берут, не котеночку бантик навязывают, а хватаются за револьвер? М-да…
