Джим Батчер - Гроза из преисподней
А что получил я в награду за то, что отказался от этой власти? Подозрительность и упреки со стороны тех самых чародеев, ради которых я старался, обвинения со стороны Белого Совета, за чьи законы я цеплялся, когда к ногам моим предлагали положить весь мир.
Я запросто мог убить Человека-Тень прямо сейчас, пока он не подозревал о моем присутствии. Я мог призвать на его дом огонь и смерч, мог убить всех, кто в нем находился, не оставив от него камня на камне. Я мог воспользоваться всей темной энергией, которую копил он в этом месте, и повернуть ее туда, куда угодно мне, нимало не заботясь о последствиях.
В самом деле, почему бы не убить его сейчас? Фиолетовый свет, воспринимаемый моим Внутренним Зрением, бился и пульсировал в окнах: значит, он собирал и настраивал энергию. Человек-Тень находился внутри, и он готовил заклятье, которое должно было убить меня. С какой стати тогда мне оставлять его в живых?
Я гневно сжал кулаки, и воздух вокруг меня затрещал от напряжения, когда я изготовился уничтожить дом у озера, Человека-Тень и его жалких приспешников. Да обладая такой силой, я мог бы не бояться даже Белого Совета, этого сборища седобородых дураков, узколобых, лишенных воображения. Совет и этот его жалкий цепной пес, Морган, даже не представляют всех масштабов моей силы. Вот она, энергия, ожидающая только импульса моего гнева, готовая сорваться с цепи и испепелить все, что я ненавижу и боюсь.
Серебряная пентаграмма моей матери, горевшая у меня на груди холодным огнем, вдруг налилась весом, да так, что я даже охнул от неожиданности. Я чуть согнулся под этим весом и поднял руку. Пальцы мои так крепко сжались в кулак, что попытка разжать их отдалась болью. Рука вздрогнула, неуверенно застыла в воздухе и снова начала опускаться.
И тут произошла странная вещь. Чья-то рука взяла меня за запястье. Тонкая, с длинными и хрупкими пальцами. Женская рука. Как будто я был младенцем, она подняла мою руку, пока я не сжал в ней материнский талисман.
Я сжимал его в кулаке, ощущая его холодную силу, его упорядоченную, ясную геометрию. Пятиконечная звезда в окружности – древний символ Белой Магии, единственная память о моей матери. Холодная сила пентаграммы дарила мне шанс, мгновение на то, чтобы подумать еще раз, прояснить голову.
Я сделал глубокий вдох, потом еще один, пытаясь очистить зрение от пелены злобы, ненависти, жгучей похоти, которые горели во мне, взывая к мести. Черт, ведь магия должна служить не этому. Магия порождена жизнью, взаимодействием природы и стихий, энергией живых существ, особенно людей. Магия того или иного человека показывает, что он за личность, что таится у него в глубине души. Нет более точного прибора, показывающего характер человека, чем то, как он пользуется своей силой, своей властью.
Я не убийца. Я не такой, как Виктор Селлз. Я – Гарри Блекстоун Копперфилд Дрезден. Я – чародей. Чародеи умеют управлять свей силой, своей властью. Они не позволяют им управлять собой. И чародеи не используют магию для убийства других людей. Они используют ее для познания, для защиты, для помощи, для созидания. Но никак не для разрушения.
Вся моя злость разом испарилась. Полыхающая ненависть унялась, прояснив голову настолько, чтобы я вновь обрел способность мыслить. Боль в ноге сменилась тупым жжением, и я поежился на ветру. На голову упали первые капли дождя. Ни посоха, ни жезла у меня с собой не было. Все амулеты, которые я брал с собой вчера вечером, исчезли или исчерпали свою силу. Все, на что я мог полагаться, находилось во мне самом.
Я поднял взгляд к небу, вдруг ощутив себя ужасно маленьким и одиноким. Рядом со мной никого не было. Ничья рука не касалась моей. Никто не стоял рядом. На мгновение мне почудился аромат духов, знакомый, манящий. Потом он исчез. И единственным, кто мог мне помочь, был я сам.
Я набрал в грудь воздуха.
– Ну что ж, Гарри, – сказал я себе. – Хорош бездельничать. Пора поработать.
И с этими словами я зашагал сквозь призрачный пейзаж, утыканный черепами, прямо в зубы надвигающейся грозе, к дому, окутанному злобными силами. Я шагал навстречу опасному противнику, обладавшему всеми преимуществами, который уже приготовился и твердо решил убить меня отсюда, из самого сердца своей разрушительной силы, тогда как у меня всего-то оружия оставалось, что опыт и умение.
В конце концов, чародей я или кто?
Глава 25
Вид Селлзова дома у озера будет преследовать меня, наверное, до конца моих дней. Это было отвратительно. Впрочем, в обычном, материальном плане, он выглядел вполне невинно. Но на другом, более глубоком уровне, проступала его порочность, гнилость. Он сочился негативной энергией, злобой, гордыней и похотью. Особенно похотью, жаждой обладания. Не столько физического, сколько обладания властью, богатством.
Призрачные существа – не реальные, а скорее проявления негативной энергии этого места, лепились у стен, свешивались с водосточных желобов, с крыльца, с подоконников. А может, это были какие-то остаточные проявления старых Викторовых заклятий. Чего-чего, а этого там хватало в избытке. Насколько я понял, он давно уже репетировал, чтобы если убивать, так уж наверняка.
Прихрамывая, я поднялся по ступеням его крыльца. Никаких ловушек или предупреждающих сигналов я пока не видел, ни обычным, ни Внутренним зрением. Пожалуй, я переоценивал Виктора-Тень. Силой он не уступал зрелому чародею, но вот образования ему явно не хватало. Мускулы, но никак не мозги – вот кто был наш Виктор-Тень. Что ж, возьмем на заметку.
Я потянул за дверную ручку – так, на всякий случай.
Дверь отворилась.
Я даже зажмурился. Впрочем, против удачи не возражают. А может, это была не удача, а просто Виктор настолько уверился в своих силах, что даже не брал в голову запирать дверь. Я сделал глубокий вдох, собрал всю свою волю в кулак и вошел.
Как дом был обставлен или украшен, я не помню. Все, что мне запомнилось – это только то, что показывало мне Внутреннее Зрение. Внутри он мало отличался от того, каким казался снаружи, только здесь все проступало резче, концентрированнее. Повсюду висели твари: твари с безмолвными, горящими глазами и голодными мордами. Рептилии, кто-то вроде крыс, членистоногие... Единственное, что их объединяло – это отвратительная, злобная внешность. Все они убегали прочь с моей дороги, стоило мне коснуться их аурой энергии, которую я держал наготове. Они издавали тихие звуки, не слышные ухом, но улавливаемые моим обостренным внутренним чутьем.
Я шел по длинному, темному коридору, полному этих тварей. Я шел медленно, почти бесшумно, а они разбегались во все стороны. Темно-багровый магический отсвет, который я заметил еще с улицы, струился откуда-то спереди и с каждым моим шагом делался все ярче. Оттуда, спереди, доносилась до меня музыка; я узнал мелодию, которая крутилась тогда в номере Томми Томма в «Мэдисоне». Медленная, чувственная мелодия с ровным ритмом.
