Барбара Хэмбли - Путешествие в страну смерти
— Иностранная машина, построенная этими неверными… Для чего она? Кого он там прячет? Кто там кричит и стонет каждую ночь?
— Спроси его. — Голое срывался от боли; пальцы вампира безошибочно находили нервные узлы; перед глазами клубилась серая предобморочная дымка.
— Я спрашиваю тебя.
— Не знаю…
Хватка ослабла. Зардалу слегка разжал руки, но с плеч так и не убрал. Эшер дышал тяжело, по лицу, несмотря на ночной холод, катился пот.
— Но ты ходил взглянуть.
Эшер заставил себя помотать головой. Они могли заметить его той ночью. Или почуять запах его крови. Донесли они или не донесли об этом Олюмсиз-бею? Вряд ли. В этом случае Эшера бы сейчас не было в живых.
Зардалу осклабился, как резиновый дьявол.
— Ты выспрашивал городских сказителей, как проникнуть сюда, в Дом Олеандров. Куда же вдруг подевалось твое любопытство? Известно ли тебе, что Олюмсиз-бей держит ключи из серебра в тайнике под кофейным столиком в той комнате, что облицована красным изразцом? Странный клад для вампира, как ты считаешь?
— Не думаю, чтобы он пользовался ими, — согласился Эшер. Джамиля Байкус двинулась, и ему пришлось переступить с ноги на ногу. — А я — тем более. Жизнь мне еще дорога.
— Твоя жизнь? — Голубые глаза расширились. Серебряный смех вампира отдался в черном воздухе. — Твоя жизнь оборвется здесь в любой момент, когда я этого пожелаю.
— Пойдешь против него? — Разум померк, мысли смешались, спутались, как в дурном сне. Из последних сил Эшер пытался вообразить железную запертую дверь и хоть таким путем противостоять мысленной хватке вампира.
Он еле расслышал шепот Зардалу:
— Бей будет недоволен, но это тебя не оживит, инглиз…
Кажется, они куда-то потащили его, он пытался ухватиться за портал арки, сопротивляясь слабо, словно в наркотическом дурмане…
Затем Эшера с ужасающей силой бросило о камень — и сознание мгновенно прояснилось. Оползая по стене, он увидел в свете лампы катящегося по полу Зардалу, похожего на комок шелкового тряпья, и пятящуюся в ужасе Байкус Кадинэ. Из ее отверстого рта вырывалось лишь слабое сипенье, глаза пылали, как у крысы. В развевающихся перламутровых одеждах над евнухом возвышался Олюмсиз-бей. Серебряная алебарда сияла, будто, новорожденный месяц. Бритая голова качалась из стороны в сторону, как у бешеного пса.
На губах и на одежде его была кровь. Зардалу легко вскочил на ноги, лицо его исказилось, став похожим на маску из комнаты ужасов, блеснули клыки. Однако уже в следующий миг молодой вампир скорчился, закрывая лицо руками, не в силах вынести взгляда Мастера, и Эшер почти физически, почувствовал страшную, уничтожающую волю Олюмсиз-бея.
Зардалу слабел на глазах и в корчах оседал на пол.
Мягко прошелестел шепот Мастера:
— Не будь столь самонадеян, Персик…
Эшер поднимался, хватаясь за стену. Он еще не пришел в себя, он даже не понял, на каком языке это было произнесено. Невесомо, как гигантский кот, Олюмсиз-бей скользнул к евнуху.
— И это тот самый Персик, который всхлипывал в моих руках, отдавая мне свою жизнь? Персик, который говорил невольникам, пришедшим оскопить его…
— Нет… — Это было даже не слово — просто звук.
— Помнишь, что ты говорил им? — Глубокий голос был гибок, как вода, и тверд, как камень. — Ты отдал мне тогда все свои воспоминания, свой разум, свои восторги — помнишь Парвин, твою сестру Парвин? И все это еще у меня — Бей склонился над своим птенцом, колыхнув серебристо-голубоватым облаком шелка; лезвие алебарды парило над голой склоненной шеей евнуха. Слова Мастера были еле слышны — А как тобой овладел Кизлир-ага — помнишь? Тебе было двенадцать, ты ненавидел его, но твое тело отвечало… — Древком алебарды Бей толкнул евнуха, заставив его распластаться на мраморном полу, и продолжал хрипло шептать, совершая нечто более ужасное, чем насилие: он обнажал память Зардалу, открывая один тайник за другим.
«Это страшная власть», — сказал когда-то Исидро, но только сейчас Эшер осознал, насколько она страшна.
Зардалу тихо и болезненно всхлипывал. Эшер пробрался к лестнице и заторопился вверх по ступеням. Оглянувшись, он увидел в освещенном лампой арочном проходе, как Хабиб со своим одноглазым дружком Харалпосом изображают любовную сцену с трупом старухи на потеху визжащим Пелагее и Байкус.
Но хриплый шепот Мастера вампиров заглушал все остальные звуки, он гнался за Эшером по пятам.
18
Ей опять снился старый сераль, блуждания по его тесным темным комнатам с гроссбухом в одной руке и фонарем в другой. Одна из комнат была забита льдом, и в одной из глыб, как муха в янтаре, был заключен Джейми.
Почему-то это не казалось ни смешным, ни абсурдным. Глаза его были открыты, подобно глазам тех трупов, что привозили для вскрытия с фабрики, и Лидия ясно видела кровь на шее и на воротнике рубашки. Лед вспыхнул голубым алмазом, когда она подняла фонарь, и глаза Джейми, казалось, ожили, но Лидия знала, что он мертв. Сердце ее сжалось при мысли, что теперь она поедет домой одна.
Это была ее вина. Она оказалась недостаточно умной, недостаточно смелой, недостаточно быстрой… Лидия раскрыла гроссбух на глыбе льда, пытаясь найти имя Джейми, но руки тряслись от холода и ничего невозможно было прочесть. «Он не мог умереть», — в отчаянии подумала она. Он вморожен в лед, но лед сохранит его живым…
Лидия проснулась, задыхаясь, с похолодевшими руками и ногами, и услышала, как в соседней комнате Маргарет сказала:
— Вы же нигде ничего не нашли, но она настояла на том, чтобы ехать на кладбище! Как будто она знает больше, чем вы! Она думает, что знает все, только потому, что у нее ученая степень. Меня бросает в дрожь при мысли, что она вскрывает трупы! И она даже не остановилась, когда я вывихнула лодыжку…
Голос у Маргарет был возмущенный, но сквозила в нем некая нервозность. Мгновение спустя зазвучал холодный голос Исидро:
— Ну, она беспокоилась о своем муже и поэтому не слишком заботилась о вас, Маргарита. Вы не помните, что это было за кладбище? Мне не хотелось бы будить ее…
— М-м… Не обратила внимания… Мы отправились туда в экипаже князя Разумовского, а перед этим были в этой грязной мечети, где она говорила с каким-то ужасным стариком. Но в любом случае! Если вы ничего не обнаружили…
Лидия выудила из-под подушки свои очки, оправила волосы и, накинув на плечи шаль, выбралась из спальни, плохо представляя, который нынче час.
Исидро тут же встал, поклонился:
— Сударыня…
Комната благоухала барашком и луком. На столе стояли пустое блюдо и столовый прибор. Крошки на противоположной стороне стола говорили о том, что Маргарет уже отужинала.
