Виктор Точинов - Пасть
Уровень конкурентов и Колыванова, и Горянина не позволял предположить даже засевшего в подъезде дешевого киллера-любителя с боевой переделкой газового пистолета. Да и прошли, к счастью, те времена, когда могли запулить гранату в окошечко соседнего ларька, продающего водку на рубль дешевле…
Никому Колыванов с Горяниным не были должны, если и брали когда кредиты, то расплачивались всегда аккуратно. И у них самих не имелось должников, желающих решить одним махом финансовые проблемы. Вне бизнеса тоже не обнаружилось ничего и никого особо опасного: никаких зловещих любовных треугольников и прочих роковых страстей в духе мексиканских сериалов.
Единственный улов при изучении внеслужебных связей Колыванова состоял в следующем: Граев убедился, что идет по чьему-то следу трех-четырехмесячной давности. Кто-то тщательно и вполне профессионально прошел теми же путями, собирая ту же информацию.
Это была не милиция, выполнившая эту работу гораздо раньше и более поверхностно. И скорее всего не криминал. Судя по всему, тут действовала контора, причем крайне серьезная, умеющая делать так, что люди замыкаются и замолкают при любых попытках что-то выяснить про этих охотничков… Впрочем, это лишь давало повод для любопытных размышлений, не более…
Можно сказать, что ко вчерашнему дню Граев был в тупике, но он не признавал тупиков.
Что-то все-таки должно было быть, ускользнувшее от внимания или ошибочно показавшееся незначительным. Колыванов с Горяниным могли попытаться подняться в бизнесе на принципиально новый уровень и втайне затеять какой-нибудь проект тысячелетия, по незнанию перебежав дорогу не стесняющимся в методах людям…
Или один из друзей мог случайно задавить на дороге собачку (мысли Граева последнее время поневоле крутились вокруг собачьей темы) — любимую болонку жены кого-то весьма крутого и вспыльчивого… Надо было копать глубже.
И тут как гром с ясного неба грянула вчерашняя находка, разом перечеркнувшая все версии и построения. Граеву хотелось об этом не думать, не перенапрягать изнуренные бессонной ночью мозги, отключить их, как отключают перегревшийся прибор. Но мысль упрямо возвращалась все к тому же: что все-таки происходило с Колывановым в эти пятнадцать месяцев?
Если даже его не убили, а похитили, то зачем держали неизвестно где так долго — без требования выкупа, с риском, что пленник может сбежать или его случайно найдут… У нас тут не горная республика, вполне эффективно использующая рабский труд вопреки утверждениям бородатого родоначальника коммунизма…
Или, допустим, сбежавший и надежно спрятавшийся, зачем он снова появился здесь — голый, без единого волоска на теле? Появился, чтобы получить заряд рубленых гвоздей в бок…
Зачем, зачем, зачем…
В свой подъезд Граев шел уже на автопилоте.
Решил поспать хоть часа три, принять душ и поехать в офис фирмы, которой после исчезновения (теперь уже смерти) мужа пыталась лично руководить Катя. Поехать с неутешительным докладом.
Дошел почти до двери квартиры, вспомнил про блондинку Сашу, печально вздохнул и вернулся к почтовому ящику.
Ключей в ящике не было…
Переступив порог, он удивленно остановился — квартира, изрядно захламленная, куда он приходил лишь ночевать, выглядела по-другому.
Для начала, стало в ней гораздо светлее — Саша сняла зимние пропыленные шторы, до которых у Граева все не доходили руки, и повесила что-то легкое, летнее, пестрое… Исчезли повсюду раскиданные кучи вещей — найти, особенно второпях, галстук или рубашку для Граева всегда являлось проблемой, голова вечно была забита чем угодно, но не местом хранения той или иной одежды…
Она появилась в дверях кухни.
— Привет! Завтракать будешь?
— Нет, — с трудом ответил Граев, не до конца пришедший в себя. — С ног валюсь. В душ — и поспать пару часиков. Больше ни на что я сейчас не способен, ты уж извини… — добавил он, попытавшись виновато улыбнуться.
Она кивнула и убрала из ванной кучу белья, явно приготовленного для стирки (Граев удивленно хмыкнул).
…Когда первые струи горячей воды ударили по его черным жестким волосам, в дверь ванной проскользнула Саша; из одежды на ней были только ажурные трусики.
— Я потру спину? Одной рукой, наверное, неудобно?
Вопрос был риторический, она оказалась у него за спиной, не ожидая ответа. Упругая грудь прижались к его спине, он чуть не застонал — настолько резок и разителен был контраст с кровавым болотом, из которого он вынырнул. Хотелось обернуться, Граев с трудом сдержался — привыкший всегда и во всем брать инициативу на себя, он был слегка смущен происходящим.
…Губы ласкали его шею, руки скользнули по плечам, потом ниже, ниже, ниже… и тут выяснилось, что вопреки собственным словам Граев на что-то способен. И даже на многое.
…Проходя в спальню, где приготовленная кровать была заботливо застелена свежим бельем, Граев мимоходом посмотрел в зеркало, висящее в прихожей, — на него ответно глянул почти двухметровый верзила с мрачными чертами лица и словно вытесанными из гранита скулами. И с висящей плетью правой рукой.
Не обольщайся, парень, сказал он себе, и не забивай голову… Ты холостой мужчина в отдельной трехкомнатной квартире — для таких блондинок это как кусок меда для мух… И тут же отмел эту мысль, раздавил ее, как ядовитую гадину, и брезгливо зашвырнул в дальний угол.
Еще через полчаса, в течение которых ему спать опять не пришлось, Александра поцеловала его, поставила будильник на половину одиннадцатого, сказала, что завтрак на столе, надо разогреть в микроволновке, а ей пора бежать на работу.
— Можно я буду звать тебя Алей? — засыпающим голосом спросил Граев. — Саша мне напоминает об одном мальчике…
— Хорошо, зови… — И она рассмеялась счастливо. Наверное, то или второе имя и ей о чем-то напомнило — о чем-то светлом и радостном.
О том, чтобы она оставила ключи, Граев не заикнулся.
Глава IV
Крематорий больницы имени первого наркома здравоохранения Семашко построили в царские времена, когда будущий нарком бегал в коротких штанишках и не подозревал, чем скальпель отличается от ланцета.
Очевидно, дабы не портить царскосельский пейзаж столь мрачным зданием, поместили его полностью под землей, выставив наружу огромную восьмигранную трубу из черно-красного, выщербленного кирпича. Она казалась стволом гигантской пушки, эдакой Большой Берты, построенной горящими жаждой мести демонами в своей преисподней и нацеленной в голые задницы небесного ангельского воинства… Граев, закоренелый атеист, ухмыльнулся такому сравнению, вдруг пришедшему ему в голову.