Алексей Атеев - Тьма
– А другие случаи как объясните?
– Какие, например?
– Скажем, с оживлением раба Божьего, младенца Славика Соколова.
– Мальчонки этого? И опять, почему вы решили, что это я поднял его из гроба?
– Ну а кто еще? Не Дарья же Картошкина?
– А вы слышали, при каких обстоятельствах он умер?
– Кажется, задохнулся. Скоротечный дифтерит или что-то в этом роде.
– А дальше как дело было?
– Я не знаю.
– Так вот. Прибежали эти Соколовы сюда, и ко мне: оживи, мол… Деньги стали совать. Я им говорю: не могу, не в моей воле… Младенец преставился. Душа отошла… Нет, пристали: оживи, да оживи! Я им толкую: даже если я оживлю вашего ребенка, он будет не живой. Как кукла – видимость одна. Короче, отказал им. Видать, отец мальчика затаил злобу. Когда эти казаки решили меня выпороть, этот самый Гена Соколов вызвался в качестве палача. И, следует отметить, справился со своей задачей неплохо. – Шурик усмехнулся. – Ну а потом с ним и с его семейством случились неприятности. Но это не моя работа.
– А чья же?
– Наверное, тех, кто в меня верит. По-настоящему верит.
– Это вы о ком? Уж не о Толике ли Картошкине?
– Не знаю, поверите вы ли или нет, но только утверждаю: не я оживил мальчишку.
– А самого Толика? Тоже, скажете, не вы?
– С Картошкиным несколько сложнее. Вообще-то он вовсе не умирал…
– То есть как?!
– У него была просто долговременная потеря сознания. Нечто вроде летаргического сна. Душа его хоть и вышла из тела, но находилась неподалеку. Вернуть ее назад не составило труда.
– Но почему вы избрали в качестве своих, не знаю, как их обозначить, учеников, что ли, Картошкина и близнецов Сохацких? Ведь они далеко не лучшие люди нашего городка.
– Ибо, как говорится: «Худшие станут лучшими». Не я их выбирал…
– А кто же?
– Вы помните, батюшка, выражение «вера горами движет»?
– Естественно.
– И другое: «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир».
– Первые словеса взяты из Евангелия, а вторые принадлежат древнегреческому математику Архимеду.
– Теперь попробуйте соединить оба изречения в одно.
– Вы хотите сказать: вера является точкой опоры.
– Именно. И эта точка опоры – я!
Отец Патрикей недоверчиво усмехнулся:
– Но откуда у этих людей вера? Ладно Дарья Картошкина… А сынок ее, а эти близнецы… Ведь, между нами говоря, деклассированный элемент.
– А у Господа в апостолах кто ходил? Такие же простецы. Рыбаки, пахари, граждане без определенных занятий…
Отец Патрикей вскочил и с неподдельным изумлением воззрился на Шурика.
– Вы хотите сказать?!. Нет, нет, это богохульство!!!
– Помилуйте, батюшка. Вы же сами пришли ко мне для того, чтобы узреть чудотворца. Допустим, я чудотворец. Но творит чудеса исключительно личность, обладающая сверхъестественными способностями. А они, способности эти, могут дать лишь две силы: Та, что наверху, и та, что внизу. Так что, батюшка, кто бы ни дал мне мои способности, я, так или иначе, посланец этих сил.
– Но какой именно?! – вскричал отец Патрикей.
– Какое это имеет значение.
– Как это какое?! Самое огромное! Если ваши возможности идут оттуда, – и седенький батюшка ткнул перстом в небо, – тогда вы мессия, если оттуда, – палец его указал на землю, – тогда вы…
– Ну, кто? Договаривайте.
– Тогда вы от диавола! – наконец решился священник.
Шурик скривил губы:
– Тьфу, как примитивно! От Бога, от дьявола… А если допустить, что нет никакого деления на хорошее и плохое. Такая мысль не приходила в вашу седую голову? Ибо, творя зло, демиург неизбежно совершает добро. И наоборот! Оглянитесь вокруг. Примеров миллион. Ведь что есть человек? Частичка божественной души, старающаяся воссоединиться с началом, ее породившим. Люди бредут во мраке, стараясь открыть путь к Истине. Естественно, каждый проходит этот путь по-своему. Так уж мироздание устроено, что дорогу мы выбираем самостоятельно, хотя ее начало и конец для всех один и тот же. Однако при жизни нам не дано понять: в правильном ли направлении мы движемся. Чаще всего в повседневной жизни мы руководствуемся общественной моралью. Конечно, это удобнее, чем самостоятельно искать свой путь. Отсюда и стереотипы. Вот вы только что использовали подобный стереотип, обозвали моих друзей «деклассированными элементами».
– Но без морали невозможно общество, в котором мы живем, – возразил отец Патрикей. – Что было бы, если бы каждый действовал согласно собственным желаниям? Анархия… Полнейшая анархия!
– Но ведь я не утверждаю, что общественная мораль – абсолютное зло, – сказал Шурик. – Общественная мораль – всего лишь путы для масс, шоры на глазах обывателей, закрывающие путь к спасению, а для избранных характерен индивидуальный путь.
– Кем избранных?
– Бессмысленный вопрос. Возьмем, к примеру, летний луг или хотя бы пустырь. Кто занес на него семена тех или иных растений. Человек? Ветер? Птицы? И то, и другое, и третье… Поэтому нельзя спрашивать: по чьей воле на помойке зацвела роза. Зацвела, и все тут! Кто бросает в наши души семена высшей природы и что помогает им зацвести, сие есть тайна великая.
– Что-то знакомое слышится в ваших рассуждениях, – заметил отец Патрикей. – Гностицизмом они попахивают.
– Возможно, что и так, – не стал возражать Шурик. – А чем уж так плох гностицизм?
– Надежды не оставляет.
– А-а… Ну да. Надежды! А у вас… Молись, не греши, и спасешься. Душа попадет в рай и будет пребывать в нем во веки веков. Все очень просто и понятно, вот только неверно.
– В чем же неверно?
– В том, что душа не может освободиться из мрака без знания истинного пути.
– Истинный путь и заключается в сказанных вами словах.
– А если нет? Как может человек рассуждать о спасении, не зная: что он, кто он, куда идет, к чему стремится, как может освободиться. Он ходит в церковь, где механически отбивает поклоны, ставит свечи, исповедуется, принимает причастие. Но у него нет свободы. Каждый шаг его регламентируется, каждая мысль разжевывается.
Отец Патрикей начинал терять терпение. Все его, казалось бы, вполне логичные доводы разбиваются о дремучую логику этого типа. Конечно же, никакой он не чудотворец, а нахватавшийся верхушек интеллигентик, а то и просто умалишенный. Тогда попик решил обострить дискуссию.
– Насколько я понимаю: истинный путь к спасению знаете вы?
– А то! – вдруг дурным голосом заревел Шурик. Отец Патрикей даже отпрянул от него.
– А то! – продолжал кричать этот странный малый. – Кому как не мне знать, куда идет поезд, откуда он отправился и куда прибудет!
Донельзя удивленный железнодорожной терминологией отец Патрикей таращил на собеседника глаза, не в силах уразуметь: издевается ли тот над ним или на него нашло внезапное помутнение рассудка. Возможно, второе предположение было более верным, поскольку новоявленный мессия закатил глаза, заскрежетал зубами и повалился со скамейки на стену дома, возле которой она стояла, всем своим видом демонстрируя, что вот-вот затрясется в припадке эпилепсии.
