Улей 2: Нерест (ЛП) - Каррэн Тим

Как и все остальные, он знал, что происходит в мире, и он знал о том, что должно было происходить в Антарктиде и на Клайм... но он не был уверен, верит ли он во что-либо из этого.

Он наблюдал.

Он знал, что люди становятся странными, когда они изолированы, и начинают говорить довольно чудные вещи. Его, честно говоря, не волновало, что произошло на станции Харьков много лет назад или то, что Маунт-Хобб опустела, так же как ему было наплевать на NOAA Полярис или даже на Слима, Флэгга или Стокса. Иногда люди становятся беспечными, а когда ты беспечен на льду, иногда ты умираешь.

Исчезли.

Какая разница.

"И я не куплюсь на эту чушь про ту женщину Батлер", - подумал он. "Психические явления, призраки и привидения. Господи, как будто вся эта компания здесь - дети у костра, пытающиеся напугать друг друга до чертиков".

"Инопланетяне", - сказал он вслух, - "подумать только!"

Он даже сказал Хорну то же самое, и Хорн просто рассмеялся, сказал, что тяжело быть глупым и не знать этого. Ебать. Чертов Хорн. Если бы у парня не было припрятанных трех-четырех ящиков Jim Beam’а, Крайдерман не имел бы с ним ничего общего. Хорн ему нравился так же, как и все остальные идиоты.

Часы показывали, что было только начало пятого.

Еще три часа этого дерьма.

Он пошел на камбуз и открыл один из больших холодильников из нержавеющей стали, посмотреть, какие мидраты выложила Бив.

То же самое, то же самое. Соленья, сыр, мясная нарезка. Он схватил ломоть ростбифа, затем кусок индейки. Взял еще немного ветчины и направился в кают-компанию, все еще жуя. Стоя у входа в коридор А, он поднес ветчину ко рту... и тут же вздрогнул.

"Черт, что это за вонь?"

Он понюхал мясо, но оно пахло хорошо. И то, что он чувствовал, было не совсем запахом мяса. Это было плохо, даже отвратительно, но он не мог точно сказать, чем это было или не было. Просто резкий, переспелый, неестественный. Это чем-то напомнило ему компостные кучи в разгар лета, овощной запах гниения, влажные растительные остатки, гниющие в перегной и плесень.

И такой запах, такой невыносимо сильный, был просто ненормальным.

Как бы тошнотворно это ни было - словно тыкаешься лицом в скошенную траву, которая неделями гнила в теплом, влажном, тайном месте, - он должен был знать, что его издает.

Он вошел в кают-компанию.

Запах стал сильнее.

Еще несколько мгновений назад это было не так очевидно. Он сглотнул, нервничая из-за этой вони, которой не должно было быть. На станции было тихо. Снаружи глухо и одиноко стонал ветер.

Напрягшись, Крайдерман подошел к входу в коридор А.

Вонь усилилась, как запах гниющего сена, смешанный с гниющими внутренностями, вырывающийся из закрытого и нагретого на солнце амбара.

Виски бурлило в его желудке, кислота подступала к горлу.

Дальше по коридору что-то упало. Разбилось.

Звук шел от одной из комнат.

Все, что у Крайдермана было в качестве оружия, это длинноствольный полицейский фонарик, который дал Особый Эд. Он не был уверен, почему он решил, что ему может понадобиться оружие, но чувство было. Что-то странное происходит, и вмешательство во что бы то ни было может быть опасным. Он посмотрел на интерком на стене, размышляя. Одно нажатие кнопки, и у него есть подкрепление... Койл, Фрай, кто угодно.

Он колебался.

"Конечно", - прошептал он себе, - "разбуди их всех, потому что с полки упала банка".

Он двинулся вниз по А, не совсем понимая, куда направляется. В конце была дверь, которая вела наружу, к отмеченной флажками дорожке, которая привела бы его к гаражу и Хорну. Коридор был темным, горело лишь несколько редких огней. Справа были двери, ведущие в различные кабинеты: Хоппера, Особого Эда, несколько неиспользуемых. Слева были шкаф с противопожарным снаряжением и комната аварийного оборудования. В конце был медотсек.

Там держали Хоппера.

Отдел кадров, конечно, был открыт. И Особый Эд гордился этим: Мой офис открыт и днем, и ночью, ребята. Конечно, он может быть открыт, но это не значит, что он там будет. Офис Хоппера закрыт. Аварийное оборудование всегда было заперто. Ладно... что теперь?

Медотсек.

Когда он подошел туда, отвратительная вонь решила стать еще более отвратительной, пока Крайдерман не подумал, что его сейчас вырвет. Он услышал, как что-то еще треснуло.

Это доносилось из медотсека.

Очень напряженный, он подошел к медотсеку, держа фонарик как дубинку. Единственным человеком там был Хоппер, и он был сумасшедшим. Он услышал, как за дверью что-то двигалось с хлюпающим, водянистым звуком.

Это остановило его.

Он замер, гадая, что могло издавать такой звук. На Клайм. Ночью.

Его кишки были свободны и горячи, желудок болел.

Он быстро схватил дверную ручку, зная, что он должен сделать это и сделать это сейчас, иначе не сможет. Потребность повернуться и бежать была очень велика.

Распахнул дверь и потянулся к свету, когда в лицо ему ударил поток зловонного зеленого воздуха. Внутри было очень тихо... хотя, казалось, где-то вдалеке раздавалось тихое, слабое капание. Оно доносилось из лазарета. Он подошел туда, услышал звук, словно кто-то пытался натянуть пару маслянистых резиновых перчаток. Щелкнул выключателем на стене и быстро прошел через дверной проем.

Запах был ужасным.

Аптечные шкафы были разорваны, вещи разбросаны. Кровь разбрызгана по чистым белым простыням одной из кроватей и прямо на стене. Еще больше ее было на полу среди разбитого стекла, инструментов и пустых пакетов с кровью, разбросанных вокруг, которые были взяты из холодильника для крови... дверь, которого была сорвана с петель.

Затем он увидел труп Хоппера.

Он был подвешен - освежеванный, без кожи, тело проколото, как будто кто-то использовал на нем перфоратор. Покачивающаяся человеческая оболочка, которая была не только выпотрошена, но и вычищена так, что не осталось ни капли крови или желтого слоя жира, блестевшего в зияющем туловище, только ребра, обсосанные добела, и розовая соединительная ткань, вылизанная начисто.

Крайдерман отступал, пока не уперся в стену.

И это был не труп, а то, что стояло рядом с ним.

Он увидел приближающееся к нему лицо... злое, агонизирующее, нечеловеческое... злобные желтые глаза и зазубренный рот, ярко пылающий ядовитым, шипящим паром. Треугольная, тотемная голова с гибкими, скользящими, черными как ночь усиками, которые вились к потолку, царапая и скребя.

Он, возможно, закричал тогда.

Тело было жилистым и рифлёным с обилием волнистых тяжей, как скрученный ствол какого-то корявого, древнего баньяна... не дерево, а резиновая сине-черная плоть, которая казалась почти горячей и жидкой.

Он шел прямо на него в вихревом тумане тканей: змеящиеся конечности, сверкающие ониксовые когти и острые как иглы черные зубы.

Он чувствовал запах горячих выделений его желез.

Вонь того, что оно жевало.

Он увидел гротескное искажение тающих лиц и сжимающихся конечностей из зеркала комнаты смеха, ползущих вперед по спутанным паучьим черным корням.

Он закричал.

Закричал так громко и с такой яростью, что это напугало его. Он дернул головой, сердце колотилось в груди, сделал два пьяных шага к двери и тут же упал на задницу. Не споткнулся и не поскользнулся; это был ужас того, что он видел. Его конечности стали слабыми и резиновыми, голова закружилась от головокружения.

Поднялся и нырнул к двери, но спасения не было.

Только голос, кристальный и резкий, отдававшийся эхом в голове.

(возьми меня за руку)

(и пусть твое сердце взорвется от сладкого страха)

Крайдерман замахнулся фонариком, и одно из лиц взорвалось брызгами прозрачного желе.

Липкие усики выскользнули из живота существа и закружились в воздухе. Они были гладкими и блестящими. Крайдерман закричал о помощи изо всех сил и дернул фонариком в сторону пожарной сигнализации и разбил стекло.