Сергей Волков - Пророк Темного мира
Когда лодка подошла достаточно близко, Тамара первой подала голос:
— Что хотели?
— Откуда? — раскатился над водой хриплый голос.
— С верха, — ответил Бойша. — Чаво надо-то?
— С какого верха? В Балаковом городище были? А в Кутовском посаде?
— А вам зачем?
— Наш посадский велел всех верхачей топить, к берегам и вниз по Воле не пущать.
— Попробуй, потопи! — зло крикнул Бойша, выпрямляясь во весь Рост и поднимая шибало. — Издырявлю!
— Погоди, — перебила итера Тамара и прокричала, сложив ладони рупором: — Мы людей две с лишком седмицы не видали! От Поворотного камня!
— Ваше счастье, — несколько разочарованно прохрипели с лодки. — Морь по левобережью пошла. Народ мрет что мухи. Кровью по-большому ходят — и дохнут. Так что вы остерегитесь приставать. Счас никто чужим рад не будет.
— Карантин, — негромко произнесла Тамара. — Ладно, хоть до этого додумались…
— Чего? — не понял Бойша.
— Спасибо за совет! — крикнула девушка, не ответив итеру.
— Дура, что ли? — донеслось с уходящей лодки. — Хвала Всеблагому, советов давать не обучены. Бывайте, худоплуты!
За Камышином река снова сузилась, появилось множество отмелей. В утренних сумерках плот наскочил на одну из них, и пришлось сталкивать его, стоя по пояс в воде. Сушились на берегу, у костра. Бойша, нисколько не стесняясь, разделся догола, сел у огня. Тамара ушла за кусты ракиты и проклацала там зубами, пока не высохла рубаха.
Ночью путь салику преградил наплавной мост. Через реку тянулся ряд намертво заякоренных огромных барж, между которыми виднелись небольшие просветы. Поверх бортов были настелены соединенные коваными скобами заплоты из бревен. Выгнутый дугой по течению мост в темноте казался доисторическим чудовищем. Кое-где сквозь туман тускло светили факелы, слышались голоса, скрип и скрежет, в небе вспыхивали пузырные огни — по мосту через реку ползло несколько коней.
— Здесь Волю Большая Торговая плешь пересекает, — пояснил Бойша. Тамара и итер легли на атажные бревна, чтобы не привлекать внимания. В таком положении они проплыли под мостом. Поверху как раз шел тяжело груженный конь. Из щелей между бревнами на беглецов посыпалась труха и песок. «А что будет, если мост не выдержит и вся эта махина рухнет?» — запоздало испугалась Тамара. Но все обошлось, и вскоре они уже плыли по чистой воде дальше.
Через день плот вынесло к Волжску. Тамара с детства помнила, что там была последняя на Волге плотина, и когда их теплоход дошел до нее, капитан повел его в шлюз, расположенный слева от дамбы.
Теперь плотина зияла гигантским проломом, словно челюсть с выбитым зубом. Вода с ревом устремлялась туда, клокоча и плюясь пеной. Бойша, ворочая кормовой потесью, вырубленной загодя из ствола молодого клена, направил плот к правому берегу, избегая стремнины. Промедли он несколько минут — и салик утянуло бы течением в пролом.
Приткнув плот к бичевнику, путники выбрались на серый песок. Шелестели на ветру камыши, кричали чайки.
— Вот и все, — сказала Тамара.
— Спасибо, Воля-мать, что донесла в цельности, — поклонился итер реке. Девушка уже поднималась по пологому кочковатому берегу, уходя прочь от воды. Сориентировавшись по солнцу, она выбрала направление, собираясь с севера обойти Волго-Донской канал и выйти к городу Калач. Бойша догнал ее на средине склона, сердито упрекнул: — Хоть бы котомку взяла.
— Обойдешься, — равнодушно бросила Тамара.
Перед ними лежал долгий путь по степям — на юг…
Над бурой равниной, во все времена звавшейся Диким полем, кружил желтоклювый орел-стервятник. Делая широкие круги в белесом от зноя небе, он облетал свои земли, над которыми был единственным и полновластным хозяином. За свою короткую жизнь стервятник видел только выжженную степь, небо, солнце и пищу внизу. Пища бывала разной — то черепаха, которую нужно было схватить костистыми лапами, поднять повыше и сбросить на камни, чтобы раскололся твердый панцирь, то погибший от жажды жеребенок, отбившийся от табуна диких лошадей, то недоеденный волками сайгак, а то и сам волк, поджарый степной зверь, которому пришло время умереть от старости.
Сейчас глаза птицы видели другую добычу — по серебряному языку солончака устало брели двое людей. Иногда один из них падал и лежал в соленой пыли до тех пор, пока второй не возвращался и не помогал ему подняться.
Стервятник знал, что люди обречены. Он чувствовал их смерть всем своим естеством, чувствовал, потому что такова была его природа — знать о смерти ходящих по земле, ибо их смерть была его жизнью.
Снизившись, стервятник низко пролетел над людьми, издав пронзительный, торжествующий крик. Будет много мяса, будут хрупкие кости со сладким мозгом внутри! Людям не дойти до воды, ближайшая балка с еле сочащимся ключом на дне влажной травяной утробы — в трех днях пути на закат, люди же идут к полудню, в сухие, прокаленные солнцем объятия пустыни.
Облетев окрестности, стервятник вернулся и снова закричал над головами людей, радуясь своей удаче. Что произошло дальше, он не понял, да и не мог понять. Тот из двоих, что крепче стоял на ногах, поднял какую-то палку, блеснула искра, и вместе с громким хлопком жаркий огонь разорвал птице голову, швырнув тело наземь.
— Покличь мне еще, погань клювастая! — без голоса пролаял Бойша, опуская шибало.
— П-патроны… не трать! — сказала итеру Тамара. Она снова упала и теперь силилась подняться, упираясь руками в горячую землю.
— Погоди! — Итер положил автомат и побрел туда, где упал подстреленный стервятник. Разыскав его среди колючек, Бойша за переломанное крыло притащил птицу. Сильно толкнув Тамару, он завалил девушку на спину и, страшно оскалившись, приказал: — Пасть открой!
Взрезав ножом грудь стервятника, итер поднял его над коричневым лицом спутницы так, чтобы густая темная кровь капала в рот. Тамара попыталась было противиться, но жажда оказалась сильнее. Она закрыла глаза и молча глотала теплую вонючую жидкость, чувствуя, как с каждым глотком к ней возвращается жизнь. «Так делают биоэнерги, когда обессилевают, — „пьют“ животных или птиц», — подумала девушка и даже не удивилась всей чудовищности своих мыслей.
…Они шли по степям вторую неделю, стараясь держаться подальше от дорог и жилья. Впрочем, тут почти не было первого и совсем не встречалось второго. Лишь однажды в дрожащем знойном мареве видели они неторопливо бредущих куда-то верблюдов, связанных попарно, но был ли это торговый караван какого-нибудь отчаянного куплена, решившего со своим товаром попытать удачи в приторных селениях Светлых гор, или просто мираж — кто знает?
