Татьяна Корсакова - Проклятое наследство
– Глупости – эта ваша судьба! – Коти, которая к водочке прикладывалась с не меньшим рвением, чем Матрена Павловна, томно обмахнулась салфеткой. – И выродков всяких жалеть – дело неблагодарное. Помер да и помер! Говорят, и сам Злотников мальчонку-то не особо жаловал.
– Но ведь признал… – Баронесса фон Дорф за столом разговаривала редко, а после смерти своего поверенного так и вовсе большей частью молчала. А теперь вот оживилась. Словно может оживиться этакое чучело! Спросить бы, зачем ей маски, что она под ними прячет? Так ведь не расскажет. А маски она уже давно носит, еще с тех времен, как злотниковское наследство делили. Может, проказа какая? Хорошо, что держится особняком, лобызаться и ручкаться не лезет. Не хватало им еще заразы в доме.
– Признал, скажете тоже! – Катька на баронессу посмотрела снисходительно и ручкой на нее махнула. – Машка его родить не могла, вот и пришлось признавать байстрюков законными детьми… Но есть справедливость в этом мире, наследство перешло не лишь бы кому, а настоящим наследникам. Хотя, – Катька обвела присутствующих пьяным шальным взглядом, – настоящих-то наследничков тут раз, два и обчелся!
– Это ты небось настоящая? Много говоришь, Катерина, – сказала Матрена Павловна ласково и на Катьку посмотрела так, что, несмотря на хмель, та отшатнулась, замолчала.
Вот и правильно. Пусть лучше молчит. И так с пьяных глаз сболтнула лишнего. И с Антошкой надо поговорить, чтобы поприжал супружницу. Антошка может. Это только с виду он тюлень ленивый, но Матрена Павловна знает, каким он может стать, если понадобится. Очень удобная у него личина, почти такая же, как у баронессы. У всех у них тут личины. У всех свои тайны. Наташка вон с Катькиным сынком все шушукается, глаз с него не сводит. Влюбилась, дуреха. Того не понимает, что он такой же гнилой, как и мамашка его. Зарится на чужие деньги, не видит в Наташке человека, видит одни лишь ее, Матрены Павловны, капиталы. Эх, зря она девку с собой в Чернокаменск взяла, надо было, как и советовал Сева, оставить в поместье. А теперь вот смотри за дурехой в оба глаза, чтобы чего не случилось.
Расходились по своим комнатам уже за полночь. Матрена Павловна немногочисленных гостей с острова не отпустила. Пусть уж в замке, под присмотром. Распорядилась, только чтобы Туманову с девкой его комнаты выделили разные. Потому как не место в ее доме блуду! Она не позволит! А еще велела служанке Наташку на ночь на ключ запереть, а ключ ей принести. Тоже от греха подальше. Да и ей так спокойнее будет.
В комнате своей Матрена Павловна не удержалась – всплакнула над опустевшей постелью, выпила рюмку наливочки и уснула мертвецким сном. Оттого и не слышала того ужаса, что творился ночью в замке. Очнулась она не тогда, когда в дверь ее комнаты колотили кулаками, а лишь после того, как дверь эту вышибли. Вскочила, не понимая, что происходит, где она и где Анатоль, чувствуя противный кислый вкус во рту да жутчайшую головную боль.
– Мама, слава богу, с вами все в порядке! – На пороге стоял Севочка, выглядел он напуганным. За спиной его маячил Мишка Подольский, лупал глазенками, крутил ученой своей башкой.
А с Матреной Павловной далеко не все было в порядке. Ей бы снова в постельку, а перед этим в уборную. И чтобы не слышать ничего, ни в чем не разбираться. Но домочадцы уже привыкли, что разбираться со всем ей одной, и поэтому Матрена Павловна села в кровати, накинула на плечи халат, спросила строго:
– Что еще, Сева?!
– Там Коти… – Сева пригладил рукой взъерошенные волосы, обернулся к своему дружку, словно ища у него поддержки. – Она мертва.
Не сказать, что известие это Матрену Павловну сильно опечалило, Катьку она никогда не любила. Наоборот, видела в ней, в болтливости и кичливости ее угрозу всему, что считала для себя важным.
– Как? – Пришлось спросить, чтобы не выглядеть в глазах сына совсем уж гадиной.
А дом, разбуженный так же грубо и бесцеремонно, как и Матрена Павловна, уже наполнялся топотом бегущих ног и гулом людских голосов.
– Пойдемте! – Сева взял ее под руку, потянул к выходу. – Вы должны это видеть!
По коридору они шли быстрым шагом, словно боялись не успеть, и лишь у комнаты Коти замедлили шаг. Здесь у распахнутой настежь двери толпились, кажется, все обитатели замка. Толпились, а войти внутрь не решались. Вот только Матрена Павловна была не из пугливых, порог она переступила решительно и на пороге же этом замерла…
…Крови оказалось много. Она была везде. Из-за крови Матрена Павловна не сразу разглядела лежащее поперек широкой кровати тело. А когда разглядела, то в теле этом не сразу признала Катьку. Ночная сорочка ее из белой сделалась красной, задралась, оголяя худые жилистые ноги. По ногам этим, как и по рукам, стекали багряные струйки.
На Матрену Павловну и на тех, кто все-таки решился войти в спальню, Коти смотрела стеклянным взглядом, на лице ее, некогда красивом, а сейчас безобразном, была печать неподдельного ужаса. И следы… Матрена Павловна только сейчас увидела на стене следы волчьих лап. Словно бы огромный волк встал на задние лапы и уперся в стену передними. Вот и зарубки от когтей. Точно такие же, как остались на кресле в кабинете. Сердце ухнуло, кувыркнулось, и Матрена Павловна прижала к груди ладонь.
– Что это? – спросила, обводя присутствующих растерянным взглядом. – Антон, что это?!
Антон Кутасов истуканом стоял у дальней от кровати стены, губы его шевелились, словно бы он шептал молитву. Вот только Матрена Павловна знала, что от такого, как Антошка, бог давно уже отвернулся. Впрочем, как и любимая жена. Видно же, что не было у них с Коти ладу, если спальни разные. Вот у них с Анатолем… Сердце снова заныло, но уже по-другому, не от страха, а от тоски.
– Она кричала, – заговорил Мишка Подольский. Мы с Севой еще не спали, играли в гостиной в шахматы, когда услышали крик.
– Визг, – поправил Сева. – Жуткий визг, словно бы рвут кого-то на части.
Ее и рвали… Когтями, клыками, чем-то острым. Хорошо, что Наташка под замком, хорошо, что не видит всего этого ужаса.
– Мы бросились сюда, на второй этаж, – продолжил Сева. – А тут уже были Антон Сидорович с Сержем.
А мальчишка ведь в спальню так и не вошел, остался в коридоре. Испугался?
– Она так кричала, – очнулся от ступора Антон. – Кричала, звала на помощь, а мы не могли открыть дверь.
– Почему?
– Потому что дверь была заперта изнутри. Нам пришлось выломать замок, чтобы попасть в комнату. Она кричала… Она так кричала… Молила о пощаде… – Антон всхлипнул, закрыл лицо руками. Пожалуй, Катька была единственным человеком, которого он любил. Он даже себя так не любил, как свою беспутную жену.