Финт хвостом - Кинг Стивен

Я просто обязана их победить.

Сначала я опробовала советы продавцов из хозяйственных магазинов, для которых война – это отличный способ нажиться. Я пробовала крысоловки, наподобие тех, над которыми хихикали мыши, только больше и страшнее. Но крысы тихонько высвобождали приманку, как партизаны, и убегали с поля боя перед носом врага – то есть перед моим носом. Ни движения, ни шум, ни шорох не сопровождали их тихий побег.

Я отравляла приманку, но они с омерзительной крысиной смышленостью избегали яда. Я покупала специальные ловушки, которые, по утверждению продавца, зажмут их пронырливые, мерзкие лапки, и поутру я найду обездвиженного грызуна с пристальным, злобным взглядом. Увы, меня это счастье обошло стороной. Крыса знает разницу между небрежной человеческой щедростью и ложью. Крысы не шутят и не хихикают, как мыши, но где-то среди стен они точно меня высмеивают.

Еще до того, как я обрела достаточно мудрости, чтобы игнорировать мышей, я купила у домохозяйки кота. Она жила на той же улице, что и я, и попросила за него всего пять баксов. Я решила, что терпеть в доме одного чужака гораздо проще, чем десятки пискливых, глупых грызунов. Толстый белый кот с равнодушными голубыми глазами носил какое-то немыслимое имя – то ли Пушок, то ли Пирожок. Я сразу отклонила нелепую кличку, как только глупая женщина представила мне питомца. Затем мне пришлось выслушать рассказ о том, что если бы не аллергия дочери, она бы холила и лелеяла своего толстячка, пока тот бы не состарился и не помер.

Я принесла кота в переноске домой и велела ему зарабатывать на содержание мышиной ловлей. Однако совсем скоро я поняла, что он еще тот паразит. Он просто сидел возле кресла или кровати, глядя на меня так, будто я ему что-то должна.

– Корми себе сам, – настаивала я.

Но он не изъявлял желания. Жирные мыши так и шуршали в стенах, но несчастный звереныш надеялся кормиться за мой счет (как и мыши), да еще и сделать из меня свою прислугу. Его присутствие становилось все более ощутимым, как будто дом перешел к нему во владение. Он часами не сводил с меня глаз. Это было просто невыносимо. В конечном счете я взяла метлу и затолкала дохляка обратно в переноску, чтобы отнести в захудалый лесок подальше от дома.

– Не нужно лицемерить, – говорила я коту, когда он не хотел вылезать из переноски и бежать в лес. – И здесь не важно, человек ты или паразит.

И я ушла, зная, что придется теперь жить с мышами. Но я больше никогда не пущу в дом нахальных эгоистов. Пусть мыши и склонны к браваде, они хотя бы трусливы.

Но вот на крыс я никак не рассчитывала.

Мыши кошачьего набега почти не заметили. Зато крысам быстро удалось их вытеснить. С появлением крыс мышиные смешки прекратились – теперь они знали, кого им бояться.

Чтобы избавиться от крыс, обычных мер, которые я применяла к мышам, недостаточно.

Я купила оружие. Днем я спала, сказавшись больной, но ночами сидела на кухне. Крысы весьма терпеливые создания и могут подождать день-другой, но на пятую ночь одна из них все-таки вышла на тихую охоту возле плиты. Слушая клацанье когтей по линолеуму, я медленно подняла дуло девятимиллиметрового пистолета. Грызун остановился на полпути и злобно на меня посмотрел. Он был размером почти с два моих кулака. Прицелившись в темное неряшливое тело, я нажала курок и оглохла от выстрела. На крысиные останки я посмотрела не сразу, но когда перевела взгляд, кроме дыры в духовке ничего не увидела. Крыса сбежала.

Следующие три ночи они ходили по кухне, как у себя дома. Вставив беруши, я палила при малейшем намеке на грызуна. Невзирая на твердую руку и зоркие глаза, мне не удалось расправиться ни с одной крысой. На третью ночь ко мне пришли двое полицейских. Когда я наконец-то от них отделалась (тот, что поменьше, одарил меня на прощание подозрительным взглядом), оружие пришлось разрядить. Защищая дом от непрошеных гостей, нельзя привлекать внимание стражей порядка. Но я почему-то занималась именно этим.

Крысы, бессовестные жулики, обрадовались своей «победе», хотя в этом и вовсе нет их заслуги. Нет, я просто так не сдамся. Если развязалась война между человеком и грызунами, то одержать победу сможет кто-то один. Я не позволю им вступить в союз с моими собратьями. Я спрятала оружие подальше в чулан.

Я ввернула во все патроны самые яркие лампы, вставила прожекторы в потолочные светильники, а в люстры – лампы накаливания по 150 Ватт. Свет горел круглые сутки. Я купила больше плафонов и ввернула в них лампы по 150 Ватт. Пришлось носить солнечные очки, а спать в черной повязке. Но даже в очках свет ослеплял глаза, а до ванной не получалось доковылять, чтобы при этом не споткнуться. Крысы, не выдержав пытки, разлягутся на полу и будут пищать и биться. Да, за стеновыми панелями темно, но они не смогут сидеть там вечно – голод сделает свое дело. Но и выйти наружу они тоже не смогут.

И все-таки, когда в своем перегретом, ослепляющем доме я пробиралась к шкафчику на кухне, чтобы взять с полки коробку с хлопьями, я находила новые дыры в картонной коробке и внутренней целлофановой упаковке, а возле пшеничных крошек от хлопьев – твердые, темные продукты жизнедеятельности крыс. Своеобразная подпись нахального паразита.

Вот как они это делали? Закрывали глаза-бусины от светоизлучения и ориентировались по памяти? Я хотела выяснить, но в ослепляющем электрическом блеске не могла их выследить. Они снова обратили атаку в свою пользу.

Раз мне не удалось заморить их голодом при помощи света, я решила действовать проще – лишить их пищи. Я убрала с кухни всю еду и питалась пиццей и китайскими блюдами, которые заказывала на дом. Остатки я заворачивала в целлофан, а по ночам отвозила на машине в мусорный контейнер в полумиле от моего дома.

Крысы все равно не отступали. Я слышала их шорохи. Какашки начали появляться посреди комнат, и пока я не научилась смотреть под ноги, я все время на них поскальзывалась. Они нагло гадили рядом с кроватью, в коридоре и на дне ванны.

Кухню я отдраила, не оставив ни подтеков апельсинового сока, ни крошек от тостов. Я часами пылесосила пол. Мой дом превратился в стерильную операционную.

Если не считать следов крыс, разложенных вокруг, словно мины.

В их шуточках не было забавы. В их шуточках таилась смертельно серьезная цель. Они провозгласили себя хозяевами человеческой собственности: им нужно мое полное поражение; они жаждут моего фиаско. Это ясно из следов зубов, оставленных на ножках мебели. На крысином языке эти отметки означали требование капитуляции. Пусть я не встречала ни одной крысы с тех пор, как выпустила пулю, грызуны тщательно и бездушно пытались захватить мой дом. Я не смогла их уничтожить.

Как я могла от них избавиться? Крысы для людей – не добыча, а нахлебники. Еще до появления человека, грызунам приходилось честно конкурировать с сотней других зверей, поэтому они влачили крайне жалкое существование. С появлением людей крысы расслабились. Паразитов породила человеческая цивилизация. Но чтобы омрачить их ленивое, преступное торжество, будет честно разрушить и цивилизацию.

Обдумывая свой план, я сидела на холодной, очень светлой и стерильно чистой кухне, которая до сих пор оставалась игровой площадкой этих существ. Я не замечала видимых следов их присутствия, как и следов присутствия мышей, которые были здесь раньше, но сбежали под натиском крыс и их мускул. Но я их чувствовала. Я знала, что теперь они осмелели и бродят по всем комнатам моего дома, стараясь не попадаться на глаза. Пустая кухня стала их крепостью. Я сидела на кухне со свечой, зажигалкой и утренней прессой за две последние недели в бумажном пакете. Ничего не осталось от аккуратного вида газет: крысы отгрызли часть и сделали где-нибудь гнездо для своих отвратительных лысых розовых крысят.

Я щелкнула зажигалкой, зажгла свечу и поднесла к пакету. Снова отодвинула; снова поднесла ближе. Я выключила свет и вновь поднесла свечу к газетам. Теперь я упивалась видом рыжеющего пламени на оборванном краю. Если я подожгу дом, все они погибнут, поджарятся между стен и превратятся в обуглившиеся трупы. Пожарные зальют их водой, смоют в сточную канаву.