Лорел Гамильтон - Дуновение холода
— Я бы мог нести тебя хоть до края земли, — сказал Дойл, — но мне придется доверить самую драгоценную мою ношу другим.
Он поднял руку, словно собираясь дотронуться до расползающегося синяка от удара Тараниса, но вместо этого нагнул голову и поцеловал меня. Черные волосы скользнули и укрыли меня теплым плащом. Дойл прошептал:
— Больше жизни, больше чести люблю тебя, возлюбленная.
Что сказать, когда тот, для кого честь была самой жизнью, поступается ею ради тебя? Только одно:
— Больше всех тронов и титулов в мире люблю тебя, возлюбленный. Больше всего волшебства волшебной страны люблю тебя.
Вдруг запахло розами и густым лесом — словно мы шагнули на лесную поляну, заросшую шиповником.
— Опять цветами пахнет, — сказал светловолосый страж.
— Вокруг нее ходит Богиня, — отозвалась какая-то придворная дама.
— Отведем ее к людям; может быть, они сумеют сделать больше, чем мы, — сказала леди Элишед. — Унесем ее отсюда как можно дальше.
Она отвернулась, пряча блестящие от непролитых слез глаза. Сэр Хью помог ей встать.
Дойл поднялся осторожно, крепко прижимая меня к себе и стараясь не потревожить мою голову — что ему удалось. Я за него цеплялась; хоть я и знала, что нам придется разделиться, мне этого так не хотелось!
Дойл и Хью посмотрели друг другу в глаза.
— Помни, что ты понесешь на руках все будущее страны фейри, сэр Хью.
— Если бы я так не думал, я бы здесь не стоял, Мрак.
Дойл приподнял меня и протянул вперед, Хью подхватил меня на руки. Мои пальцы скользнули по голой груди Дойла — такой теплой, такой настоящей, такой… моей.
Хью со всей осторожностью принял меня в колыбель своих рук, в силу мышц. Я не сомневалась в его силе и способности меня защитить. Нет, просто это были не те руки, в которых я хотела остаться.
— Я буду рядом, моя Мерри, — сказал Дойл.
— Знаю, — сказала я.
И он снова превратился в черного пса. Он потерся головой о мою ногу, я его погладила: глаза у него по-прежнему были глазами Дойла.
— Идем, — сказал Хью.
Придворные сгрудились вокруг нас, особенно плотно впереди — чтобы, когда откроется дверь, принять возможный удар на себя. Они рисковали собой, своей честью, своим будущим. У бессмертных будущее долгое — им было чем рисковать.
Я взмолилась:
— Помоги им, Мать, сохрани! Пусть цена того, что нам предстоит сделать, не окажется слишком высокой.
Аромат роз стал таким свежим и настоящим, что мне показалось, будто по щеке у меня скользнул лепесток. И еще один. Я открыла глаза: на нас лился дождь из цветочных лепестков.
Придворные ахали от удивления и восторга, собаки прыгали и танцевали под цветочным дождем. Яркие лепестки ложились на черную шкуру Дойла.
Тихим от восторга голосом леди Элишед сказала:
— Когда-то цветочный дождь сопровождал королеву нашего двора, куда бы она ни шла…
— Благодарю тебя, о Богиня, — сказал Хью. На щеках у него блестели слезы, искрясь, как капли воды в сполохах огня. Он посмотрел на меня и прошептал: — Благодарю тебя, моя королева.
С блестящим от слез лицом он пошел вперед, неся меня на руках. Под падающим из ниоткуда цветочным дождем мы вошли в следующий зал.
Глава двадцать восьмая
Мы переходили из одного мраморно-золотого зала в другой. Залы со стенами из бледно-розового с серебряными прожилками мрамора и золотыми колоннами, залы с колоннами из серебра и стенами из белого мрамора в розовых и лиловых жилках, залы из серебряно-золотого мрамора с колоннами из слоновой кости. Мы все время шли в круге дождя падающих лепестков — едва розовых, как занимающаяся заря, оранжево-розовых, как свет угасающего дня, насыщенно-алых, почти пурпурных. Лепестки ложились на пол, и я вдруг поняла, что только они и были живыми во всех этих мраморных покоях. Больше ничего не было от живой природы в этом царстве мрамора и металла. Это дворец был, но никак не дом для тех, кто начал жизнь духом природы. Мы должны быть жизнерадостным, веселым, любвеобильным народом — а здесь не найти ни капли тепла, жизни и любви.
Не знаю, как отнеслись бы к нам другие придворные, если бы нас не сопровождал этот благословенный дождь. Встречные вполне соответствовали своему жилищу — затянутые в негнущиеся одежды из золота, серебра и неярких шелков. Они смотрели на нас, открыв рты, а многие шли за нами вслед — так, затянутые восторгом, вливаются люди в карнавальное шествие.
Только услышав смех, я догадалась, что придворных не одно лишь зрелище цветочного дождя завораживает, что радость доставляет прикосновение лепестков. Они подходили к нам с улыбками и удивленными возгласами: «А где король? Что вы здесь делаете?», а потом возгласы умолкали, и все новые и новые сидхе с улыбкой шли за нами.
Хью прошептал:
— Я помню, как любил королеву Рошиин — и до сих пор не понимал, что часть той любви шла от гламора.
Я едва не сказала ему, что гламор не от меня идет, но запах роз вдруг усилился: как я помнила, означало это либо согласие, либо запрет. Я предположила, что Хью не надо говорить о том, что цветочный дождь — не моих рук дело. При этой мысли аромат ослабел, и я решила, что правильно поняла Ее желание. На том я и успокоилась.
Дойлу пришлось отступить в сторону, он теперь не шел рядом со мной. А я, хоть и понимала, что это для того, чтобы никто не заметил и не сделал выводов, все равно боролась с эмоциями и с головной болью, чтобы не оглядываться в поисках большого черного пса. В чем-то мне помогали громадные лохматые псы Хью: они терлись об меня мордами, трогали голые ноги и руки, и к тому же частично блокировали обзор. Одна собака была почти совсем белая, другая почти совсем рыжая, с несколькими белыми пятнышками. Каждый раз, как они ко мне прикасались, мне становилось чуть-чуть легче.
Лепестки падали им на головы, а потом на пол — когда собаки двигались, когда обнюхивали меня. Собаки казались куда более настоящими, чем лорды и леди в изумительных нарядах. Эти собаки возникли из магии, сотворенной мною вместе с Шолто — из той самой магии, что наконец подарила мне детей. Они пришли из той самой ночи и того самого волшебства. Магии сотворения и воссоздания.
Дверь, у которой мы остановились, охраняла стража, Зал был выложен красно-оранжевым мрамором, прожилки в камне светились белизной и золотом. На серебряных колоннах — позолоченная резьба в виде вьющихся роз, цветущих золотыми цветами, В детстве я считала, что красивей этих колонн нет ничего в мире, а сейчас я видела их такими, какие они есть — имитация, выдаваемая за настоящее. Даже до появления нового волшебства Неблагой двор сохранял настоящие розы — или хоть их останки. А во внутреннем дворе были пруды с водяными лилиями. Нуда, еще там скала была с цепями — чтобы пытки происходили в живописной обстановке, — но все равно в Неблагом дворе сохранялась жизнь. Угасала, но еще теплилась к моменту, когда Богиня проявилась через меня, через стражей.
![Екатерина Васина - Загадай меня [СИ]](/uploads/posts/books/2002/2002.jpg)